Всеукраїнська єврейська рада
- Вівторок, 19 червня 2018
Сопротивление в белых халатах
Сопротивление в белых халатах
Тема еврейского сопротивления - одна из самых значимых и плохо изученных. В этом нет ничего удивительного, так как подавляющее большинство прямых участников этого страшного периода нашей истории оказались в числе тех шести миллионов, которые уже ничего не могут рассказать. Народ, брошенный всем цивилизованным миром на произвол судьбы, оказался наедине со своим Богом и единственным оружием, которое никому не дано было у него отнять, была молитва.
В этом символическом фото-фрагменте соединены воедино героизм еврейского сопротивления с трагедией Катастрофы. За руку д-ра Роберта Вормса, главврача отделения общей медицины больницы Ротшильд (Париж), ухватилась напуганная Даниэль Гладштейн (2,5 года), чей жизненный путь оборвался в Освенциме, несмотря на все усилия персонала больницы спасти ребенка
Сегодня уходит последнее поколение, для которых эти шесть миллионов не отвлеченный факт истории, а их родные: бабушки и дедушки. Уходит поколение, которое регулярно задавалось вопросом, каковы были последние мгновения самых близких им людей. Соприкасаясь со святыми для каждого из нас братскими захоронениями, ощущаем овеществленный последний стон беспомощных стариков и детей «Шма Исраэль…».
Но загнанное в угол молодое поколение искало любую возможность противостоять налаженной машине уничтожения, сформированной оккупантами из их бывших довоенных сограждан. Фашистская администрация на оккупированных территориях имела весьма ограниченные возможности. Их главной задачей было сформировать боевые формирования из местного населения, готовые выполнять всю грязную работу. Пропитанные антисемитским духом, эти формирования делали все возможное, чтоб раздуть костер антисемитизма среди местного населения и перекрыть пути к обретению оружия и продуктов активистам еврейского сопротивления. Не секрет, что польские подпольщики отказывали бойцам Варшавского гетто в продаже оружия. То немногое, что с огромным трудом удавалось приобрести, приобреталось через офицеров армии Крайовой. Не секрет, что командованию партизанских отрядов Украины и Белоруссии центр категорически запрещал помогать и вооружать местные еврейские формирования.
Для русскоязычного читателя, прошедшего советскую историческую школу, под понятием «сопротивление» почти всегда понимаются боевые действия, уничтоженные фашисты, взорванные поезда и мосты, и т.п.. На самом деле, все было далеко не так. В отличие от регулярных частей, где «…за ценой не постоим», главной целью партизан было выжить любой ценой. Эта же задача стояла перед еврейским сопротивлением Восточной Европы, что требовало несомненного мужества и, при необходимости, самопожертвования (от редакции: здесь автор фактически повторяет выводы из статьи Евгения Берковича "Шалом, либертад!", "Заметки по еврейской истории", №5 2002 год).
Когда автор изучал дневники и видео документы основателя одного из партизанских отрядов Литвы Елены Берман (http://saba6.livejournal.com/3139.html), впервые обратил внимание именно на эту сторону вопроса, на первенство сохранения жизни каждого конкретного человека и дискомфорта от необходимости лишать жизни полицаев, обрекая на страдание и голод их семьи. В условиях привычного для homo sovieticus жертвоприношения сотен тысяч и миллионов жизней во имя победы, эта логика действовала, как холодный душ. (Автор понимает, что вторгается в область, которая по сей день табуирована. Но, так как сегодня уже полностью развалилась «стройная» история ВОВ и все переписывается с «нуля», не за горами время, когда молодые суворовы и солонины обратят внимание и на партизанское движение.)
Когда мы обращаем взгляд на тему еврейского сопротивления в странах Западной Европы, неожиданно оказываемся в совершенно ином мире. (Вполне вероятно, что вся разница в правдивом изложении.) Та же жестокая война с огромными человеческими жертвами, но, на поголовное уничтожение обречен лишь один народ – евреи. Победой в этой войне является спасение как можно большего количества жизней, и, в первую очередь, беззащитных детей. Показательным, в этой модели сопротивления, может служить англичанин Николас Винтон, спасший 669 чешских еврейских детей в 1940 году (http://www.svobodanews.ru/content/article/1814564.html).
О той же форме сопротивления идет речь в событиях, следы которого отражены в сохранившихся архивах Picpus (архив больницы Ротшильда в Париже).
Автор благодарит за помощь в сборе и анализе архивных материалов Энни Ландау из департамента Франции и Италии Северо-Западного университета (Чикаго, Иллинойс), и Жан-Франсуа Эльберга, - французского хирурга, историка и сценариста, автора книги "La filière des enfants" (обреченные на смерть дети), приславшего недостающую информацию и фотографии своего отца Мишеля Эльберга[1].
Русскоязычному читателю тема еврейского сопротивления в странах Западной Европы практически неизвестна. Антинацистское сопротивление на Западе имело свои особенности и формы. Оно, в основном, сводилось к оказанию помощи заброшенным по воздуху разведчикам, спасению семей подлежащих аресту, пассивному противостоянию фашизму. Лишь во Франции сопротивление оккупантам, на определенной стадии, приняло форму партизанской войны. Но даже тогда оно не достигало такого размаха, как в Восточной Европе, Прибалтике, Югославии и Греции. Вполне естественно, что на этом фоне, организованное сопротивление персонала больницы Ротшильда в 12-ом округе Парижа, приобрело особое значение в истории Холокоста. Судьбы евреев и нескольких неевреев, прошедших через эту еврейскую больницу, оказались зависимы от самоотверженности, мужества, преданности и единства всего медицинского персонала, обычных граждан, мужчин и женщин. С 8 декабря 1941 года, когда больница была превращена в тюрьму, и до момента ее освобождения 18 августа 1944 года, и после этого, когда оставшиеся в живых евреи вернулись из лагерей смерти, спасение жизни людей уже не было обычным актом человеколюбия и заботы, а преднамеренным актом сопротивления. Персонал больницы стоял почти за каждым побегом, за каждым спасением, за каждой планируемой или спонтанной операцией, за успешным или неудачным побегом из больницы, хосписа [2] и детского дома. Героями были не только врачи, но и социальные работники, лаборанты, администраторы, повара, прачки, медсестры, котельщики, фармацевты. Этот список можно продолжать бесконечно. Среди них были люди разных верований, в том числе и евреи. Те, кто опасался открыто содействовать в оказании помощи, те, кто были на ответственных должностях и на виду, что не позволяло им действовать открыто, создавали видимость неведения и непонимания. Каждый боролся с нацизмом по мере своих возможностей. Многие сотрудники больницы Ротшильд, находящиеся под постоянным надзором сотрудничающей с оккупантами французской полиции, мужественно противостояли полиции, несмотря на грозящую опасность им и их семьям. Некоторые погибли в этом противостоянии.
Групповая фотография врачей и медсестер больницы Ротшильд, сделанная после освобождения. Профессиональный статус указан на период оккупации. Нижний ряд: Крайняя слева - старшая медсестра Мари Шили; четвертый слева д-р стажер Мишель Лебельсон; средний в ряду д-р Полл Иш-Волл; крайний справа д-р стажер Жан Вейсман. Второй ряд, третья слева, стоматолог д-р Симон Перель; четвертая справа, старшая медсестра Дезире Даменгот.
Судьба больницы Ротшильда была тесно связана с концлагерем Дранси, расположенным в 16-ти километрах, в окрестностях Парижа. Условия содержания евреев в Дранси были нечеловеческими. Прежде всего, это регулярное и не проходящее чувство голода, приводящее к истощению. Перенаселенность, от 40 до 50 заключенных, а иногда и больше, в комнатах, и от 2 до 3 заключенных в одной кровати. Жизнь в условиях promiscuité ("на голове друг у друга"), вела к быстрому распространению болезней.
Жизнь более 4000 еврейских детей, арестованных во время облавы в июле 1942 года, и размещенных первоначально на велодроме d'Hiver, а затем переведенных в Дранси и другие лагеря (Бон-ла-Роланд и Питивье), оказалась под угрозой. Команда заключенных врачей, во главе с педиатром - доктором Германом Блехманом, взяли на себя ответственность за судьбы детей. Они поняли, что некоторых из них можно спасти, если перевести в больницу Ротшильд. В команду Блехмана входили: доктора Дениз Салмон и Михаил (Мишель) Эльберг (оба погибли), студент-медик Ева Тихауэр[3]. В своих мемуарах “J'étais le numéro 20832 à Auschwitz” (Мой номер был 20832 в Освенциме) она подчеркивает, что все, без исключения, дети в Дранси страдали от вшей, стрептодермии, у сотен была чесотка, корь, эпидемический паротит, скарлатина, дифтерия. Доктор Блехман отмечает, что с 21 июля по 9 сентября 1942 года, 5500 детей прошли через лагерь до депортации в лагеря смерти. Пятая часть, из них прошла через лазарет Дранси, и сотни были отправлены на диспансеризацию в больницу Ротшильд. Чтобы госпитализировать детей, направленных в больницу, Блехман и его отважные коллеги фальсифицировали диагноз: кашель становился крупом, ветряная оспа превращалась в оспу, корь превращалась в скарлатину. Не всегда это удавалось, но многим детям посчастливилось оказаться в больнице и выжить. Некоторые из них были объявлены умершими в больнице, составлялись ложные свидетельства о смерти, а их тайно выводили через больничный морг, иногда с кляпом во рту, чтоб не кричали, а иногда и в гробах.
Профессор Ева Тихауэр Мориц и книга ее воспоминаний
В больнице быстро поняли, что длительная госпитализация заключенных из Дранси может привести к их спасению. Продление госпитализации и всевозможные задержки давали сотрудникам больницы время, чтоб подготовить побег. Как показали последующие события, ход войны менялся, и становилось очевидным, что нацистская Германия, в конечном счете, будет повержена. В этих условиях делалось все возможное, чтоб отсрочить возвращение в лагерь. И хотя не всех пациентов больницы удавалось спасти, к этому стремился весь персонал, и ради этого работал.
Усилиями главного врача медицинской службы д-ра Роберта Вормса, был установлен рентгеновский аппарат в лагере Дранси, для обнаружения ранних форм туберкулеза среди заключенных, которых направляли затем на лечение. А в больнице, рентгеновские снимки подделывали, подгоняя под нужные заболевания, чем подтверждали необходимость продления лечений. В том же ракурсе подделывались лабораторные анализы. Имена хирургов Марселя Лейбовича, получившего от пациентов ласковое прозвище Лебо, и Александра Элбима, за их мужество и самоотверженность, неоднократно упоминались оставшимися в живых заключенными. На медицинских картах пациентов температура не опускалась за черту «нормальная». После подгонки результатов анализов и исследований, определялся диагноз, и делалось заключение, что пациент нуждается в операции. Многие пациенты прошли через эту процедуру и носили повязки, которые осторожно снимали, когда уходили охранники. Например, одному из заключенных, который содержался в больнице в течение семи месяцев, продлевали диагноз острый конъюнктивит, периодически подсыпая в глаза молотый острый перец. Все это позволяло затянуть время госпитализации в надежде реализовать планируемый побег.
В конце октября 1942 года было замечено, что подделаны некоторые списки, переданные из Дранси в больницу. Префект Франсуа получил сообщение об этом от Commisionner General at the CGQJ. Был дан приказ арестовать старшую медсестру хирургического отделения Энн Ассу, подделавшей подпись доктора Жака Герца, и заключить ее в лагерь Дранси. Но, предварительно предупрежденная, Энн Ассу сумела скрыться.
Михаил (Мишель) Эльберг
Доктор Михаил (Мишель) Эльберг родился в еврейской семье в Румынии. Энергичный молодой человек, по прибытии в Париж, блестяще завершил курс обучения и стал практикующим врачом. В 1933 году у него с женой родилась дочь Энни. Эльберг открыл в Париже ортопедический кабинет и вскоре получил всеобщее признание. В 1938 году, через десять дней после рождения сына Жан-Франсуа, супруга умерла от легочной эмболии. Эльберг остался с двумя детьми. Настроения антисемитизма проникли вглубь медицинской элиты. Окончательно его карьеру прервала война. Спустя короткое время его клиентура разбежалась и Эльберг был вынужден закрыть свой кабинет. Через некоторое время его, как еврея, исключили из Ассоциации врачей. Чтобы выжить Эльберг был вынужден работать нелегально с двоюродным братом в качестве физиотерапевта.
М. Эльберг (студент, с детьми, 1938)
Стало ясно, что детей нужно срочно спасать. Вместе с бабушкой дети покинули Париж.
В четыре часа утра 16 июля 1942 года французская полиция, провела облаву на евреев, и Эльберг был арестован и, через велодром d'Hiver, был интернирован в концентрационный лагерь Дранси. Здесь начинается второй этап его благородной и героической медицинской деятельности в команде д-ра Германа Блехмана, доктора Дениз Салмон и студентки-медика Евы Тихауэр.
Дети были самым слабым звеном среди узников лагеря. Самым младшим был 14-дневный ребенок, родившийся в лагере. Буквально все дети страдали от недоедания, от паразитов, а главное, все они были обречены. Не было никаких сомнений, что Дранси - это преддверие лагеря смерти. Чтобы спасти детей, необходимо было вывести их из лагеря.
Понимая это, группа врачей наладила контакты с коллегами из больницы Ротшильд. Совместно они решили использовать страх нацистов заразится от арестантов. Обучали детей, как имитировать заболевания. Простая ангина превращалась в тяжелую форму скарлатины. Охрана переводила ребенка в детское отделение лазарета, а оттуда отправляли в больницу Ротшильд, Рискуя жизнью, они составляли и обосновывали фиктивные истории болезней, стремясь спасти наиболее слабых детей. Таким образом удалось сохранить жизнь многим детям.
К сожалению, среди них оказался французский врач Анри Брокард, ставший приспешником фашистов. Во время визита в больницу Ротшильд он обнаружил эту подпольную цепочку и прервал ее. Михаил Эльберг и Дениз Салмон были депортированы в Освенцим и там погибли.
Жан-Франсуа Эльберг и его книга об отце
Дети Михаила Эльберга покинули Париж с бабушкой, но вскоре были арестованы французской полицией в Лионе. Энни, старшая сестра, чтоб задобрить охранников, читала молитву "Радуйся, Мария", чем обратила на себя внимание одного из охранников. Поэтому их было решено отправить в штаб-квартиру полиции на такси. По дороге они сбежали и добрались до дома священника поселка Картелин, который, на счастье, был членом подпольной сети сопротивления. После войны Жан-Франсуа с сестрой жили с бабушкой и дедушкой. По примеру отца, он приоритетом жизни сделал медицину и стал хирургом. В поисках следов отца он, через автора книги "Белые халаты, желтые звезды", Бруно Халойа, установил контакт с Евой Тихауэр и восстановил биографию своего отца.
Полетт Шлифке
В своем интервью Жереми Йосефс, автору книги «Свастика над Парижем», Полетт Серси (в девичестве Шлифке) рассказывает, что родилась в семье левых еврейских иммигрантов из Польши. С молодого возраста в доме родителей она вращалась в кругу членов коммунистических еврейских молодежных организаций. 23 марта 1943 года она, с подругой Энн Нойштадт, была арестована полицейскими префектуры. Эти аресты были проведены в рамках операции, в результате которой были схвачены около 30 участников сопротивления из семей еврейских иммигрантов, членов M.O.I. (Main d’oeuvre immigrée) - крыло коммунистической группы солидарности. Нойштадт была отправлена в больницу Ротшильда, так как она была беременна, где, по подсказке медперсонала, притворилась, что надорвалась. Впоследствии она с новорожденным ребенком бежала из дома для одиноких матерей UGIF в Нейи, где ее приютили после родов.
Полетт была доставлена в префектуру полиции, где ее и других членов M.O.I. избивали и пытали в течение недели. Она стойко держалась, ничего не рассказала ни о себе, ни о тайной работе: путях приобретения оружия, укрытий для еврейских детей. Случайно оказавшийся в полицейском участке врач увидел жестоко избитую Полетт и посоветовал ей настаивать на обращении к врачу. Полетт последовала его совету, и была направлена на консультацию в больницу Hôtel Dieu, расположенную через дорогу от участка. Там она призналась врачу, что была арестована за содействие терроризму. Врач диагностировал острый сальпингит (воспаление маточных труб), рассказал, как она должна подтверждать этот несуществующий диагноз, и дал заключение о необходимости госпитализации. Полетт был доставлена в больницу Ротшильд под наблюдение стажеров Жана Вейцмана и Мишеля Лобельсона, которые также были членами сопротивления. Вскоре Полетт узнала, о деятельности сопротивления в больнице. Лобельсон подключился ее к нелегальной работе, обеспечивая соответствующие контакты вне больницы. Убедившись в искренности Лебельсона, выведшего ее на связь с одним из своих бывших товарищей, Полетт представила в штаб полный отчет о причине провала группы.
Полетт Серси (в девичестве Шлифке), 2004
Лебельсон, со своей стороны, разработал легенду о аппендиктомии, чтоб задержать Полетт в больнице в течение шести недель до организации ее побега. Она прошла курс лечения, после чего Лебельсон с помощью вакуум-экстрактора спровоцировал послеоперационное осложнение. Но доктор Герц почувствовал что-то неладное, и, почти сразу после операции, предложил немцам отправить Полетт в Дранси. Госпитализация Полетт в больнице длилась с 30 марта 1943 по 18 мая 1943 года. Полетт и ее товарищи из M.O.I. пытались вырваться из Дранси. Согласно плану побега заключенные должны были хором петь Марсельезу, отвлекая охрану, а беглецы в это время должны были вырезать проход в колючей проволоке и бежать. Около 100 заключенных присоединились к этой неудачной попытке. Французская полиция подавили восстание, избивая поющих заключенных. За три го да существования лагеря Дранси, это был единственный бунт.
В этом заключительном акте неповиновения, Полетт, вместе со всеми, пела коммунистический гимн. Все они были посажены в автобус и отправлены на железнодорожный вокзала Бобиньи. Там, в окружении немецких солдат, всех непокорных евреев затолкали в вагон. 22 июня 1943 года она была отправлена конвоем № 55 в Освенцим. Чудом Полетт удалось выжить. Об этом она сегодня рассказывает французским школьникам.
Роберт Дебре и его группа.
В истории сопротивления в больнице Ротшильд, неоднократно фигурируют два имени: первое - Клэр Хейман, а второй - Роберт Дебре. Хотя Клэр Хейман остается во многом малоизвестной фигурой, история активной деятельности Роберта Дебре придала особый блеск его выдающейся карьере педиатра. Во время немецкой оккупации, он и его друг и коллега Пастер Валери-Радот[4], основатель Комитета медицинского сопротивления (Comité médical de la Résistance), из Парижа координировали сеть медицинского сопротивление всей Франции. Они присылали врачей раненым и больным бойцам сопротивления, составляли поддельные медицинские документы, скрывали их в убежищах при больницах, готовили и устраивали побеги. Дебре имел возможность жить открыто и, в определенной степени, бесхлопотно до сентября 1943 года, когда был пойман и осужден. Французская полиция пришла арестовать его в парижскую квартиру, но ему удалось ускользнуть от них и уйти в подполье. С тех пор, вплоть до освобождения, Дебре работал в подполье, часто менял места жительства. Его знали по подпольной кличке Флобер.
Роберт Дебре (Флобер)
До войны Дебре был директором медсовета больницы Ротшильд. В 1940 году, он был единственным оставшемся в Париже. В своей автобиографии “L'honntur De Vivre” (Честь и жизнь), Дебре вспоминает частые посещения больницы, с целью оценить, как она функционирует в условиях оккупации. Он с восторгом отзывается о своем коллеге докторе Нора - главный уролог, Герц- главврача хирургии; Вальтера,- главврача родильного отделения и Иш-Валл - начальника медицинской службы, и восторгался их талантом и умением работать в столь сложных условиях. У Дебре были и другие причины для посещения больницы. Документально известно, что семья Ротшильдов и совет директоров поручил Дебре по своему усмотрению реорганизовывать медперсонал после оккупации Парижа. Это означало, подбирать стажеров и, если они не были в сопротивлении, привлекать их к этой опасной работе. Именно эта, скрытая от нацистов, сторона деятельности помогала нелегальным пациентам получать медицинскую помощь, соответствующие письма и документы, контрабандно переправлять детей. Их подпольная деятельность не ограничивалась больницей. Например Колетт Бралл-Ульман, как правило, оказывала помощь раненным партизанам сопротивления, английским и французским парашютистам, скрывавшимся в монастыре Сен-Жермен-де-Пре, на левом берегу Сены. Доктор Жермен Перель была стоматологом больницы и женой стажера хирургии Леона Перель. Общаясь регулярно с Дебре, она приглашала других врачей больницы и стажеров присоединяться к нелегальной деятельности. Она отказалась скрывать у себя одного из весьма почтенных деятелей из страха, что не сумеет молчать об этом, если будет схвачена и подвергнута пыткам. Тем не менее, она прятала нескольких детей из больницы в собственном доме, пока не появится возможность их переправить за границу.
Первая жена Дебре умерла до войны. Во время войны он встретился и женился после войны на Элизабет де ла Панос де ла Борданья, известную в сопротивлении как Дексия. Она активно работала во многих подпольных организациях, в том числе в знаменитом парижском музее Musée de l’Homme, где была управляющей. Она была арестована и, вместе с другими членами этой группы, находились в заключении с февраля по июль 1941 года в парижской тюрьме Шерше-Миди.
Спасение еврейских детей стало главной и навязчивой целью Дексии. Под ее опекой были дети-сироты и подростки, чьи родители соглашались, чтобы их спрятали, и временно содержали в ее парижской квартире, где она ухаживала за ними, кормила, мыла, подбирала им новую одежду, и организовала их размещение в Турени. По словам Дебре, эти дети были забраны от их семей во время облав. Дебре принадлежал дом в Турени, где проходила демаркационная линия между оккупированной и неоккупированной зонами. Медсестра больницы, известная как "Маленькая Мэри " (Petite Marie), работавшая в подпольной сети CND Castile , брала детей из дома Дексии и перевозила в Турени. Дебре очень тепло отзывался об этой мужественной женщине. За детьми на ферме Дебре ухаживали соседи-фермеры, которые объясняли любопытным, что эти дети фламандские сироты. Некоторые из этих детей передавались контрабандистам и направились на юг. Примечательно, что эта сложная операция так и не была обнаружена оккупантами и французской полицией.
Детский дом Ротшильдов.
Сохранившиеся архивные документы по детскому дому Ротшильдов свидетельствуют о том, что там официально числились лишь двое детей и один взрослый. Впоследствии дом - приют был превращен в хоспис. В марте 1943 года в архивных списках фигурируют уже пожилые обитатели дома. Но в феврале 1943 года в доме проживали дети и подростки. 10 и 11 февраля 1943 года, когда детский дом оказался в зоне облав, французская полиция выявила и захватила в нем 16 иностранных сирот, 12 девочек и 4 мальчика, которые были доставлены в Дранси и, вскоре после этого, были депортированы в Освенцим. Так, по крайней мере, зарегистрировано в префектуре полиции. Вместе с тем, изучение документов (Rothschild Orphanage Admissions Register и Hedwige) свидетельствует, что сироты, находившиеся в детском доме Ротшильдов в течение нескольких дней после облавы, были переданы родственникам или UGIF[5] 12 февраля 1943 года. На самом же деле, по данным Hedwige, дети были незаконно вывезены из больницы и доставлены в безопасный дом благодаря усилиям социального работника больницы Ротшильд Клэр Хейман.
Эта, на первый взгляд, несуразная путаница фактически является преднамеренной фальсификацией, сфабрикованной в больнице Ротшильд Клэр Хейман и ее союзниками в лагере Дранси, внесшими детей в доступные им документы.
Жизель Пьерроннет утверждает, что Арманд Кон, заведомо узнавший об очередной облаве 19 февраля 1943 года, предупредил Сюзанну Спаак во время обеда на одном из частных приемов. Спаак, член влиятельной бельгийской семьи, участвовала в нескольких организациях сопротивления, и была лидером в MNCR (Национальное движение против расизма). О сути разговора между ними ничего не известно, и неясно, передал ли Кон информацию единоверцам и как они спланировали дальнейшие действия. Сегодня известно, что 13 февраля 1943 года в доме находились 16 детей. Клэр Хейман, до которой дошла информация Арманда Кона, и ее коллега Мария Эрразуриц (кличка мадам Эро), чей муж был врачом в Туре, и, по всей видимости, некоторые другие, вывезли часть оставшихся детей из детского дома и спрятали в Турени, а других разместили в безопасных семьях и в монастырях Парижа. Детский дом затем был преобразован в приют для пожилых евреев, а остальные дети были помещены в дома UGIF, где они оставались до конца июля 1944 года. В одной из последних облав накануне освобождения Парижа, более 250 детей и подростков, находящихся в домах UGIF были арестованы. Они были отправлены в Освенцим 31 июля 1944 года, в составе последнего конвоя из лагеря Дранси в числе 1300 евреев.
Арманд, Сузанна и Жорж-Андре Кон
Столь же трагично сложилась судьба семьи вышеупомянутого Арманда Кон. Его жена Сузанна, надеясь спасти семью, конвертировала себя и троих детей в католицизм. Арманд Кон отказался конвертировать. Но это не спасло ни ее ни двух ее детей. Сузанна погибла в Берген-Бельцене в 1944 году в возрасте 49 лет. Дочь Антуанета погибла в том же лагере в 1945 году. Особо трагична история их младшего сына Жорж-Андре. Он был переведен из Освенцима концлагерь Нойенган, неподалеку от Гамбурга, в числе 20-ти детей. На них проводил свои медицинские эксперименты врач СС Курт Хейссмеер. Детям были введены бактерии туберкулеза и следили, как прогрессирует болезнь. 20 апреля 1945 года, когда британские войска были в трех милях от лагеря, дети были переведены в школу Балленхасер Дамм, где их повесили на вбитых в стену крюках.
Арманд Кон и старшая дочь Роз-Мари (умерла в 1949 году) регулярно вывешивали объявления в центре регистрации жертв в Париже. В 1962 году Арманд умер, ничего не зная о судьбе сына. Информация об этом злодеянии не появлялась до 1979 года. Сегодня в Балленхасер Дамм, в подвале, где были убиты дети, создан музей-мемориал. Рядом со школой разбит розарий в память о замученных. Но большая часть документов была уничтожена, а то, что удалось найти, было недостаточно для осуждения врача-изувера Курта Хейссмеера.
Клэр Хейман и ее группа.
Эвакуация и спасение детей из детского дома в феврале 1943 года стало лишь одним из многих бесстрашных дел Клэр Хейман. В отличие от славы и популярности Роберта Дебре, заслуженно последовавшей после освобождения, имя Клэр Хейман оставалось в тени. Но эта мужественная женщина проявила неизмеримую энергию и разум, и сохранилась героиней детских сказок и в рассказах участников бесчисленных побегов взрослых и детей, спасенных из больницы Ротшильд и детского дома.
К сожалению, очень мало материалов сохранилось о легендарной судьбе Клэр Хейман. Она родилась в 1902 году в еврейской семье в городе Рубе (северная Франция). Не была замужем. Начала работать в больнице Ротшильд социальным работником в марте 1932 года. После войны, когда подошло время уходить на пенсию, она предпочла стать главным легендарным резидентом приюта престарелых Ротшильда. Умерла в конце 1990 года.
В некотором смысле, Хейман определилась в своем назначении уже в конце 1930-х годов. После Хрустальной ночи, в ноябре 1938 года, в нескольких странах были сформированы планы по спасению еврейских детей, проживающих в Германии и Австрии. Планируемые операции получили известность как Kindertransport, или перевозки детей. Во Франции результаты этой операции были весьма скромными. Барон Роберт де Ротшильд разработал с посредником план по вывозу 3000 детей, но удалось вывезти лишь 130 немецких еврейских детей. Их первой остановкой во Франции была больница Ротшильд, где о детях заботилась Хейман и начальник штаба доктор Леон Задок-Кан[6]. Когда физическое и эмоциональное состояние детей улучшилось, их отправили на жительство в школу в замке де ла-Гуэтте, используемом Ротшильдом для охоты в Сена-Марна. Об этом свидетельствует Гельмут Шмидт в воспоминаниях о путешествии ребенка из Германии во Францию, в больницу Ротшильд и в Ла Гуэтте, откуда, в конце концов, он перебрался в Соединенные Штаты.
История с велодромом d'Hiver, облава в июле 1942 года, в значительной степени благодаря усилиям Клэр Хейман, завершилась спасением многих еврейских детей. Они были привезены из стадиона в больницу, а позже были либо приняты семями (Шалита Брижски, Фавье и Шиффа), а группа из 20 детей была тайно отправлена с Бертой Фридман Гуэник и ее братом в замок Дю Мулине. Некоторые за плату были приняты семей Бок, где и прожили до конца войны. Имена всех детей были предусмотрительно удалены из регистра больницы.
Клер Хейман в кафе и на улице освобожденного Парижа
Социальные работники фонда Ротшильда оказывали социальные услуги практически во всех больницах Парижа и многих благотворительных учреждениях. Это обязывало Хейман организовывать, инспектировать и помогать многим доверенным и многочисленным семьям и организациям. Она исполняла свои обязанности осторожно и с умом, в результате чего сотни жизней были спасены. В основном это были еврейские дети, но также и взрослые. Схема и степень развития подпольной сети, организованной Хейман, вероятно, никогда уже не будет полностью известна. Эта сеть проникала глубоко внутрь больниц, втянутых в нее на всей территории Франции, с севера на юг. Важно понять, что она была глубоко законспирирована. Безопасность обеспечивалась тем, что связь обрывалась за пределами каждого следующего контакта.
Из пособников Хейман внутри больницы Ротшильда, были: еврейка стажер Колетт Брулл-Ульман, и старшая медсестра Дезире Даменгот (не еврейка). Основная задача Колетт Брулл-Ульман было нелегально выводить детей и младенцев из больницы. В своих послевоенных видео-показаниях, она рассказала, как это осуществлялось: Клер Хейман открывала своим ключом дверь морга, Колетт Брулл-Ульман выходила из морга, переводила (переносила) ребенка в квартиру Даменгот, в доме напротив, в 10-ти минутах ходьбы от главного входа больницы на улице Сантер. Шла не в одежде с желтой звездой, а в белом врачебном халате, и тут же возвращалась на работу в больницу. В течение дня ей приходилось совершать этот опасный вояж столько раз, сколько было необходимо. Ее страховала Клэр Хейман с ключом от двери, чтоб предотвратить возможность обнаружения больничным полицейским этого нелегального выхода. Иногда ей требовалось вести за руку нескольких детей. Только доставив детей в дом Даменгот, в другие указанные ей частные дома, или в католический монастырь, она испытывала облегчение и радостное чувство безопасности. В конце дня, Колетт возвращалась с квартиры Даменгот, чтоб сменить халат на свою одежду с желтой звездой и, уходя, пройти мимо полицейского на главном входе в больницу.
Автор книги Бруно Халойа, пораженный необычно высоким уровнем мертворожденных детей в больнице, обратился за разъяснениями к акушерке Ивонн Лейбовичи (не еврейка), супруге еврея хирурга-стажера Марселя Лейбовичи. Г-жа Лейбовичи рассказала ему, что по просьбам молодых матерей, готовых отказаться от своих новорожденных детей ради спасения своей и жизни новорожденного, многие смертные случаи были фиктивными. Она участвовала в этом нелегальном укрытии детей. Если матери соглашались, новорожденный регистрировался как мертворожденный, а дети тайно увозились.
Состоятельная Мария Эрразурус - нееврейка из Чили, добровольно исполняла функции социального работника. Она, когда требовалось, финансировала некоторые операции Клэр Хейман, чтобы помочь людям в беде. В феврале 1943 года Эрразурус приняла участие в тайной пересылке детей детского дома в Турени. В 1944 году она была арестована французской полицией за пособничество сопротивлению. Была подвергнута пытке ледяной баней, куда ее погружали с головой и чуть не утопили. Ее освободили только благодаря вмешательству испанского посла в Париже, а после войны она вернулась в Чили.
Саймон Шварц - молодой еврейский студент фармацевт - родился в Румынии. Ему было 20 лет, когда Хейман предложила ему комнату для жилья и работу аптекарем и лаборантом. Хейман сознательно не ввела Саймона в штат, представив жилье при больнице и небольшую стипендию. Таким образом она защитила семью Шварца после того, как был депортирован его отец. Она спрятала мать Шварца в маленькой комнате больницы, где та прожила три года. Поместила брата Шварца в санаторий (у него был туберкулез), и нашла место сестре Шварца у аббата Менардаис.
Шварц оказался талантливым "фальшивомонетчиком". В его больничной лаборатории изготовлялись различные документы, удостоверяющие личность как самой Хейман, так и нескольких еврейских сотрудников больницы. Он отмывал документы. Стирал красный штамп «Juifs» в удостоверениях личности, разработал способ перевода краски и печатей с подлинных документов в подделки. Для этого он разрезал картофель пополам, прикладывал половинку к подлинной печати. При этом поглощались чернила и появлялась маркировка на картофеле. Затем он быстро штамповал картошкой новый документ. Это было просто, но безотказно срабатывало. Позднее Хейман передала Шварцу штампы, которые украла из полицейского бюро при главном входе в больницу.
После того, как директором больницы в 1944 году стала мадам Виарт, появились проблемы с подделкой больничных карточек. Она настаивала на вклейке фотографий в каждую идентификационную карту. Но Шварцу все равно работы хватало. Он подделывал рецепты для приобретения снотворных, помогал взрослым заключенным бежать через больничный туннель. Все эти видео-свидетельства деятельности Шварца фигурируют в архиве документов сопротивления больницы, собранные после освобождения Парижа.
В целях безопасности, Хейманн никогда не держала у себя документы, в которых хоть как то упоминались имена, или списки, которые могли бы намекнуть и поставить под угрозу связанных с ней людей, укрытия или сети. Но она не действовала самостоятельно. Цепочка сообщников вне больницы помогали ей на каждом шагу. В Париже, доктор Чарльз Одик (автор "Stepchildren” of France -"Пасынки" Франции) не только наблюдал еврейских детей в больнице, но и посещал их в квартирах, в которых скрывали, пока готовили к переправке в безопасные места жительства.
Поддельные документы всегда были проблемой, так как их всегда было недостаточно. Удавалось приобретать бланки документов у работников XII округа мэрии за талоны на рацион питания; комиссар XII округа приносил Хейманн различные виды документов. Двоюродный брат Хейман, Жак Деннери, лидер MUR (одно из движений сопротивления) доставал удостоверения личности.
Личная и близкая подруга Хейман, протестантка Аннет Моно[7], прониклась необходимостью спасения еврейских детей. Будучи социальным работником Красного Креста, она проникала на велодром d'Hiver, в концентрационные лагеря Дранси, Бон-ла-Роланд и Питивье. Она включилась в освобождение заключенных из Дранси. В своих устных показаниях, хранящихся в архивах Музея Холокоста США и Мемориала, Моно рассказала о том, как поняла, что евреи подлежат уничтожению. Это произошло в Питивье в августе 1942 года, где она ухаживала за заключенными велодрома d’Hiv:
Я наблюдала, за депортацией детей, каждого в отдельности... Яаков, я так любила его... в вагонах для скота... "Это невозможно, я хочу, чтобы он вышел, чтобы сделал пипи» ... Я понимала, что это уже окончательное решение. Это было решение немцев. Это был день, когда я все поняла.
Два католических священника, аббат Менарди и аббат Янай, постоянно работали с Хейман. Оба часто посещали больницу Ротшильд. Там часто наблюдались стычки между Янаем и французской полицией, когда он пытался войти. Полицаи, считали и неоднократно указывали, что священнику нечего делать в больнице для евреев.
Янай числился членом XII округа Парижа. Через него Хейман удавалось добывать поддельные свидетельства о крещении и находить места для размещения детей в частных домах и в монастырях в окрестностях Парижа. Его целью было сохранить как можно много еврейских детей. Янай и Хейман разработали код общения. Если Янай произносил:" Vous n’avez pas quelqu’un? J’aurais besoin d’une bonne " (Вы знаете кого-нибудь, кто может стать мне служанкой?), это означало бы "J’ai de quoi recevoir un enfant, à vous de jouer " (я подготовил место для ребенка, теперь Ваша очередь). Именно тогда включалась в работу Колетт Брулл-Ульман, чтоб еще один ребенок был готов к контрабандной переброске.
Аббат Менарди и Клэр Хейман
Аббат Менарди, кюре из Халмейсон (Chalmaison), недалеко от Провинс, был одним из командиров в тайной сети Хейман по сокрытию детей. Он был весьма нетрадиционным и неординарным человеком, чьи действия стали, в буквальном смысле, легендарными. Менарди спасал сбитых летчиков союзников, принимал участие в организации побега военнопленных французских солдат. Он был капелланом petits rats de l’Opéra, балета Парижской оперы, в котором все, кто участвовал в репетициях, получали статус «принудительных» работников. Они получали специальные удостоверения личности, cartes de travail force (карты принудительного работника), что позволило им получать дополнительное питание. Свидетели рассказывали, что Менарди приходил в оперу с противогазами, заполненными пищей, а танцоры часто жили в Chalmaison, где они получали питание и могли отойти от перманентной напряженности в ожидании облавы и ареста, и расслабиться.
Аббат слышал о бедственном положении детей в больнице Ротшильд от сестры фонда Эжен Наполеон, в детском доме XII-го округа. Когда вермахт реквизировал фонд, сестры и их подопечные вынуждены были переехать в de Tachy at Chalmaison in Seine-et-Marne (Шато-де-тахи на Халмейсон на Сене – Марна), принадлежавшего фонду.
Менарди связался Хейманн и начал свою деятельность с предоставления свидетельств о крещении детей, находящихся в больнице Ротшильд, а также оказывал помощь в их укрытии после побега. Мадлен Леви, помощница Хейман, сопровождала детей в укрытия его пресвитеров в Халмейсон, в Шато-де-Тахи, находящегося под покровительством монашеского фонда, или в домах прихожан, которых Менарди убедил, что скрывать евреев - их христианский долг. Мэр Халмейсон прятала у себя двух еврейских детей. По самым скромным подсчетам Менарди спас более 200 еврейских детей и взрослых.
И аббату Менарди и Сюзанне Спаак было присвоено звание Праведников народов мира институтом Яд Вашем. В 1943 году Спаак была арестована гестапо и заключена в тюрьму Френ на южной окраине Парижа. Она была казнена немцами 12 августа 1944 года, за 5 дней до антигитлеровского восстания отрядов Сопротивления и за 12 дней до освобождения Парижа.
Фредерик Жолио-Кюри
Другим сообщником Хейманн был Фредерик Жолио-Кюри, зять Марии и Пьера Кюри, муж их дочери Ирины. В 1942 году Фредерик Жолио-Кюри стал членом французской коммунистической партии, и посвятил себя борьбе с оккупационными силами. Он ушел в подполье в 1943 году. Жил в Париже под именем Жан-Пьер Гомон (Gaumont). В его лаборатории изготовляли поддельные документы. Он помог Клэр организовать побег из больницы Марселя Гоузиена (не еврей), попавшего туда после ареста и нескольких дней жестоких пыток французской полицией. Д-р стажер Жан Вейсман убедил полицию, что Марсель Гоузиен не может быть допрошен повторно в течение нескольких недель. Этот побег привел к аресту Хейманн и Вейсмана, долгим и страшным допросам. Но удалось убедить французскую полицию, что побег произошел «вне работы».
В 1944 году, администратор полиции префектуры Блондин (Blondin), имевший связь с гестапо, попытался арестовать и допросить Хейман, но, по неизвестной причине, эти попытки завершились 50%-м урезанием ее зарплаты.
После войны, Хейман получила воинское звание сержанта за участие в частях Сражающейся Франции с 1 сентября по 30 сентября 1943 года и за сформированную сеть сопротивления "Plutus". В архиве сохранилось восторженное письменное свидетельство Фредерика Жолио-Кюри (уже в качестве Председателя Совета по Атомной Энергии) о ее героической деятельности:
Claire Heyman a réussi à soustraire à la police des enfants juifs en bas âge, en particulier après la rafle du Vélodrome d’Hiver en 1942. Elle a sauvé ainsi de nombreux enfants qu’elle plaça dans des familles et dans des orphelinats. La police allemande ne put retrouver ces enfants, les adresses données à la police française étaient fausses.
(Клэр Хейман преуспела в сокрытии маленьких еврейских детей от полиции, особенно после облавы на велодроме d'Hiver. Она спасла огромное число детей, которых разместила в семьях, а немецкая полиция не смогла их найти, так как адреса, которые значились в документах французской полиции, оказались ложными.)
Когда Клэр Хейман завершила свою деятельность в больнице Ротшильда, она поселилась в доме для престарелых Ротшильда, на месте бывшего хосписа на улице де Pipcus (это же имя носит архив). Многие из ставших взрослыми, спасенных в период оккупации детей, посещали ее вместе со своими семьями. Для них она оставалась тетя Клэр. Об этих бесчисленных визитах рассказывал врач дома престарелых. К концу жизни она страдала от слабоумия. Журналистка Жизель Пьеронет рассказывала, что до конца дней она жила своей прежней жизнью и кричала "Спасайтесь, спасайтесь, вы будете немедленно арестованы!" Умерла Клэр Хейман в 1990 году
Коллеги и соратники Клэр Хейман
Старшая медсестра Дезире Даменгот, хирург д-р Авраам Друкер, д-р стажер, хирург Жан Вейсман
Д-р Полл Иш-Волл, д-р стажер Мишель Лебельсон, старшая медсестра Мари Шили, врач стоматолог Симон Перель
Яков Песах
Турецкий еврей Яков Песах, был одной из жертв облавы 23 июля 1943 года. Его история вскрывает неизвестные моменты в истории Холокоста, как во Франции, так и в других оккупированных странах.
Турция во Второй мировой войне была нейтральной страной. Теоретически, договор с Германией защитил ее еврейских граждан от депортации. Тем не менее, турецкие дипломаты во Франции и в Турции пытались, по дипломатическим каналам, спасать своих евреев. В середине 1943 года немецкие оккупационные власти в ультимативной форме потребовали от Турции и других нейтральных стран репатриировать своих еврейских граждан во Франции. Турецкие дипломаты организовали поезда- караваны по вывозу турецких евреев обратно в Турцию. Считается, что около 3000 турецких евреев во Франции были спасены таким образом.
Яков Песах был одним из многих граждан Турции, которым не повезло. В начале марта 1943 года он был арестован в своем гостиничном номере и отправлен в Дранси. Но из-за преклонного возраста был переведен в филиал больницы Ротшильд, в хоспис. В архивах Picpus сохранились интервью с его внуком Мишелем Йеша, вспоминавшем о своих воскресных визитах к деду в хосписе. Песах тепло отзывался о персонале больницы, об успешном лечении, о хорошем питании, удобных и чистых номерах. Но, в одно из следующих воскресений 1943 года, когда Йеша с родителями приехали навестить старика, нашли двери закрытыми. Никто из соседей ничего не знали о его судьбе. Оказалось, что Яков Песах и его жена были возвращены в Дранси и депортированы 26 июля 1943 года конвоем 56. Они были убиты сразу по прибытии в Освенцим.
Соучастие Франции в преступлениях.
Облавы в больнице Ротшильд, в детском доме и в хосписе проводились, в основном, в контексте с массовыми арестами евреев по всей Франции. Главная миссия гестапо во Франции заключалась в аресте и депортации буквально всех проживавших на этой территории евреев. Гестапо и чиновники делали все, чтобы достичь поставленной цели. Примечательно, и нет ничего удивительного в этом, что верхний эшелон СС – Даннекер, Хейнриксон и Бруннер –лично посещали больницу Ротшильда в стремлении достижения поставленной перед ними цели.
Что совершенно не поддается пониманию, это готовность французской полиции проявлять рвение на каждом из этапов этой кампании, как во Франции, в целом, так и в больнице Ротшильд, в частности. Когда Даннекер и Рётке возглавляли еврейский отдел СС, полицейские префектуры служили охранниками в больнице. После того, как Бруннер сменил их в июне 1943 года, охранниками стали сотрудники частного агентства безопасности из французских полицейских в отставке. Как и в массовых арестах евреев в Париже, так и в больнице Ротшильд, французская полиция выявляла евреев, арестовывала и набивала ими фургоны, чтоб доставлять в Дранси. В детском доме французскими инспекторами был произведен обыск в феврале 1943 года. Были составлены списки и арестованы дети, которых французская полиция сортировала стволами винтовок по детским головам!
В полиции Виши состояло около 100 000 человек. В одной только префектуре Парижа числилось 30000 человек. Это при том, что во всей оккупированной зоне немецкий Feldgendarmerie (военная полиция) было не более 3000 полицейских, а в ноябре 1942 года их численность была существенно снижена. Это свидетельствовало о том, что Германия, в своей антисемитской политике, полностью полагались на французское правительство и полицию Виши. В обмен на их соучастие, некоторые должностные лица Виши сохраняли власть и влияние в оккупированной зоне, особенно в антиеврейских мероприятиях. Еще в октябре 1940 года, в префектуре Парижа начал работать антиеврейский отдел. Французская полиция контролировала Дранси и другие лагеря. SCAP, служба административного контроля, соперничала с немцами в назначении временных администраторов и в ариизации - в ликвидации еврейского бизнеса. Комиссия по еврейским вопросам (CGQJ) в своей работе также успешно конкурировала с немцами. Это лишь несколько примеров.
Без сотрудничества Виши, немцы не смогли бы нанести столь тяжелый урон евреям Франции.
Арманд Кон, вернувшись из концлагеря Бельзен в 1945 году, давал показания перед комитетом d'Purge (очищения). Часть его доклада в отношении организации действий французской полиции в больнице Ротшильд, могут быть суммированы следующим образом: полиция префектуры действовала 24 часа в сутки, осуществляя наблюдение в три смены. Французские инспектора в небольшом помещении у главного входа постоянно контролировали всех, кто входил и уходил. На территории больницы, два французских полицейских сидели в каждой палате, где находились заключенные, а другие охраняли вход в каждый корпус, где находились заключенные. Кроме того, французская полиция следили за входом в хосписах.
Когда частное агентство Faralicq заменило полицию префектуры в июле 1943 года, они усердствовали столь же рьяно и безжалостно. В том же году ее агентам были поставлены дополнительная задача документирования посетителей, выдачи посетителям пропусков и их регистрация. Эти регистры адресов евреев, впоследствии использовались для дальнейших арестов.
“Несмотря на несколько сочувствующих французских полицейских, которые ненавидели свою работу, кому при этом удалось выжить, подчеркивалось, что большинство французских полицейских в больнице Ротшильд исполняли поставленные перед ними задачи с искренним усердием. Когда стало ясно, что поражение Германии неизбежно, некоторые французские полицейские стали более лояльно относится к евреям, пытаясь сформировать более благоприятное досье на случай победы союзников”. (Из интервью Саймона Шварца).
“Французская полиция, не прикрепленная к больнице Ротшильд, часто фланировала по улице Сантер возле главных ворот больницы. Впервые это присутствие полиции было замечено после облавы в июле 1942 года. Немецким постановлением от 29 мая 1942 года все евреи старше шести лет должны были носить на публике желтую звезду . Нарушение каралось арестом и депортацией. Евреи, выходившие из больницы, регулярно останавливались на улице и проверялись французской полицией на наличие желтой звезды, прикрепленной к верхней одежде. Мужчины, похожие на евреев, но без желтой звезды, проверялись, на наличие обрезания, в результате чего некоторые арестовывались”. (Из показаний Колетт Брулл-Ульман).
Время от времени, французская полиция подвергала арестам и персонал больницы. Так две еврейки консьержки Фанни Желиковер и Мари Леви были захвачены в марта 1944 года в своем небольшом помещении у главного входа в больницу на улице Сантер. Сложилась традиция, согласно которой Фанни и Мари следили за происходящим на улице, и когда замечали гестаповцев или французских полицейских, приближающихся к больнице, звонили чтоб предупредить врачей, персонал и пациентов. Неясно, кто донес на них в полицию. Полиция схватила женщин в больнице, доставила их в отделение, а затем переправила в Дранси. Фанни была диабетиком и, опасаясь за ее здоровье, больничный фармацевт снабдил ее несколькими флаконами инсулина, без которого она могла погибнуть в поезде. Но это не помогло, так как Фанни и Мари были отправлены в Освенцим и там убиты.
На одной из памятных досок больницы, упоминающих о 22 членах медперсонала фонда Ротшильда, написано: “... В память членов медицинского и больничного персонала из Фонда Ротшильда захваченных немцами на своих рабочих местах...”
Эта надпись не верна. Аресты проводили не немцы, а французская полиция.
Селин и Даниэль Гладштейн
В цифровых архивах Picpus, среди многих фотографий, есть одна, сделанная в саду больницы где-то в начале 1943 года. Это групповая фотография врачей и медсестер. Камера фокусируется на докторе Роберте Вормсе, держащем за ручку 2,5-летнюю Даниэль Гладштейн. Ребенок испуганно смотрит в глазок камеры. Если история депортации и убийства 11 тысяч еврейских детей Франции может быть отражена в одной фотографии, то это и есть тот самый прототип. Даниэль и ее шестилетняя сестра Селин Гладштейн находились на лечении в больнице Ротшильд, пока родители дожидались их в Дранси. Это одна из тех еврейских семей, которые нацисты из “гуманных соображений” обещали переселить, не разрушая их целостности. Персонал больницы руководствовался принципом, что детей следует задерживать как можно дольше. Считалось, что если дети в больнице, семья не будет депортирована. Две маленькие сестренки жили в палате 10 совместно с другими больными детьми. Селин и Даниэль были ласковыми, любящими и любимыми персоналом детьми. Они даже стали фаворитами нескольких французских полицейских, которые разрешали им свободно бегать, где захочется.
Когда доктор Генри Брокард сменил доктора Тисни на должности врача лазарета Дранси, он решил посетить больницу и, увидев двух девочек здоровыми и, по-детски, счастливыми, приказал возвратить их в Дранси. Медсестры, врачи, персонал больницы и даже некоторые полицейские были шокированы. Колетт Брулл-Ульман упрямо пыталась уговорить Брокарда, сначала по телефону из больницы, а затем, из своего дома после комендантского часа. Она понимала, чем рискует, настаивая, но не могла остановиться. Все было напрасно. Отговорить его не удалось.
Девочки были возвращены в Дранси, после чего вся семья Гладштейн была направлена в конвой 55, который ушел в Освенцим 23 июня 1943 года. Из выживших этого конвоя был дедушка девочек Хедвиг Плот и Полетт Шлифке Сарси, о которой рассказано выше.
Врач-убийца Генри Брокард
Конвой 55 был первый транспорт из Парижа организованный Алоисом Бруннером. Он, как рассказывают выжившие свидетели, сидел за столом во дворе Дранси и собственноручно направлял каждого из 1002 депортированных. В 1945 году из этого конвоя выжили 88 человек, все остальные погибли.
Историк, доктор Бруно Халойя, потрясенный историей сестер Гладштейн вставил представленный в начале статьи фрагмент на обложку своей книги “Белые халаты, желтые звезды ”. В 1979 году, спустя многие годы после окончания Второй мировой войны, Халойа проходил стажировку в Тенон больнице под наблюдением доктора Брокарда. Он обратил внимание, что другие врачи отказывались пожать руку Брокарда, что студенты традиционно освистывали его лекции. Брокарду неофициально был объявлен бойкот за поведение во время войны. Но, когда в 1994 году был опубликован некролог Брокарда, оказалось, что он был награжден многими медалями, орденом Почетного легиона и Военным крестом.
В 1996 году Халойя принял участие в выставке, посвященной больнице Ротшильд периода оккупации, состоявшейся в мэрии XII округа. Это была первая в истории больницы Ротшильд выставка, публично задокументированная. Там он увидел фотографию доктора Вормса и Даниэль Гладштейн, а также встретился доктором Колетт Брулл-Ульман, которая рассказала, что после войны доктор Брокард был отстранен от практики по указу Министерства здравоохранения. В 1947 году его орден Почетного легиона был аннулирован. Он был назначен главным врачом пульмонологии больницы Тенон с 1 января 1948 года, и вскоре после этого возглавил секцию пульмонологии в CHU Сент-Антуан, и оставался на этой должности вплоть до своей смерти в 1994 году.
Информация об антигероях
Алоис Бруннер не был пойман. После войны он жил в Дамаске, под защитой сирийского правительства, скрываясь под псевдонимом Георг Фишер. Он был повторно заочно осужден во Франции, и дважды приговорен к смертной казни. И израильтяне, и французы пытались убить его. Письмо-бомба взорвалась у него в руках, в результате чего он потерял глаз и несколько пальцев. Когда репортер Chicago Sun-Times провел интервью с Бруннером по телефону в 1987 году, тот сказал, что не испытывает никакого раскаяния, лишь выразил сожаление, что не убил больше евреев.
Теодор Даннекер. После Парижа Эйхман назначил Даннекера в Болгарию, Чехословакию, Италию и Венгрию. Когда Германия капитулировала, он был арестован и помещен в армейскую тюрьму в Бад-Тольц, в Баварии. Там, 10 декабря 1945 года, он покончил с собой, выпив яд.
Хайнц Рётке был приговорен во Франции к смертной казни заочно. Он стал адвокатом в Баварии, и умер в 1966 году. Рётке, ответственный за тысячи еврейских смертей, так и не был наказан за свои преступления.
Местонахождение помощника Рётке Эрнста Хейнриксона после войны было неизвестно. Он заочно был приговорен к смертной казни во Франции в 1954 году. Много позже, Серж Кларсфельд обнаружил его в статусе мэра Милтенберга в Баварии, и сообщил властям. В 1979 году Хейнриксон, вместе с высшими офицерами СС во Франции Герберт Хагеном и Куртом Лишка, был привлечен к суду в Кельне, Германия. Кларсфельд представил суду сотни семей депортированных евреев Франции. В 1980 году был принят обвинительный приговор и Хейнриксон получил шесть лет тюрьмы. (Большая часть информации, доступной на 11 ноября 1942 года, по облаве в хосписе Ротшильд, входили в число документов, которые Серж Кларсфельд представил в качестве доказательств, в том числе и из архива Picpus).
Нацистский врач Курт Хейсмеер, проводивший медицинские эксперименты над заключенными концлагерей, в том числе и над детьми. На его совести эксперимент, проведенный над 20-ю еврейскими детьми в концлагере Нойенгамме, которые, вместе со своими 4-мя взрослыми опекунами были повешены в подвале школы Балленхасер Дамм в Гамбурге. Среди них был и Жорж-Антуан Кон. Хейсмеер не был осужден и умер в 1967 году.
SS - оберштурмфюрер Арнольд Стриппер (1911-1994) был членом SS-Totenkopfverbände, был ответственным куратором за медицинскими экспериментами Курта Хейсмеера. Им был отдан приказ об убийстве жертв медицинского эксперимента.
Примечания
[1] Михаил (Мишель) Эльберг числится в списке 98 заключенных лагеря Дранси, памяти которых посвятил свою книгу Жорж Веллер "От Дранси до Аушвиц" (русскоязычная и англоязычная версии книги планируются к изданию в ноябре 2011 года).
[2] хоспис - дом по уходу за больными с неблагополучным исходом заболевания.
[3] Профессор Ева Тихауэр Мориц живет во Франции. В своей книге рассказывает, как ей удалось выжить в течение более двух лет ада в Освенциме и в других концентрационных лагерях.
Источник: berkovich-zametki.com
Детальніше ...- Вівторок, 19 червня 2018
В ДРОГОБЫЧЕ ВОССТАНОВИЛИ ОДНУ ИЗ КРУПНЕЙШИХ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ СИНАГОГ
В ДРОГОБЫЧЕ ВОССТАНОВИЛИ ОДНУ ИЗ КРУПНЕЙШИХ В ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ СИНАГОГ
Мэр Тарас Кучма на открытии призвал всех присутствующих к единству и взаимопониманию, чтобы вместе со всей дрогобычской общиной развивать город, передает ІА ZIK.
После Второй мировой войны в этой синагоге разместили склад тканей, затем склад соли, а потом мебельный магазин. Синагога длительное время находилась в аварийном состоянии. Иудейская община смогла найти средства на ее восстановление.
- Понеділок, 18 червня 2018
«Чужак, постигший нашу душу»
«Чужак, постигший нашу душу»
Евреи часто гостили в богатом доме Рембрандта: с ними он обсуждал ветхозаветные тексты и учил иврит, их же рисовал на своих библейских картинах. С ними он остался и после банкротства, поселившись в местном гетто, в котором видел теперь и отражение своей судьбы. С его портретов амстердамские евреи смотрят полными трагизма глазами. Их натруженные морщинистые руки бессильно лежат на коленях.
В те времена моего детства, когда слово «еврей» звучало крамолой, а посещение синагоги было вызовом и эпатажем, помню особое чувство, которое охватывало нас у картин Рембрандта, висящих в Эрмитаже. Душа замирала – там можно было увидеть «Возвращение блудного сына», «Портрет старого еврея» и другие картины, с которых смотрели на нас мудрые и печальные глаза, так похожие на глаза наших бабушек и дедушек.
Об этом писал и художник Леонид Пастернак (отец знаменитого поэта), единственный из российских академиков, оставшийся в «иудейском вероисповедании». Как правило, художники вынуждены были отказываться от религии отцов, если хотели попасть в академию. «…Подолгу простаивая перед многими его полотнами, я смутно всегда ощущал еще какой-то плюс, некоторое “что-то”, что меня к нему влекло и по-иному. Это мое сначала неясное ощущение “чего-то” постепенно, с годами, вырастало в более отчетливое и определенное убеждение в существовании какой-то особой внутренней связи или близости между такими, я бы сказал, не вяжущимися по виду элементами, как еврейство и Рембрандт». Дом-музей Рембрандта в центре богатого еврейского квартала Амстердама покрыт защитным куполом. Дом восстанавливали по картинам и рисункам. Он видел небывалый взлет, пик славы художника и его постепенное, неуклонное разорение. Поднимаешься по крутым винтовым лестницам, по деревянным ступеням и слышишь раздающуюся из разных комнат ивритскую речь. Да, тихо вести себя израильтяне не могут. Подозреваю, что каждый еврей, приехавший в Амстердам, обязательно придет в этот дом, в гости к художнику, которого в Израиле считают «своим».
Дом, в котором художник прожил самые лучшие, во всяком случае, успешные годы, помнит слова на гортанном древнем языке. Помнит посетителей и натурщиков, которые не могли есть из общей посуды привычную для голландцев пищу. И это не вызывало раздражения – в те годы амстердамские евреи пользовались почетом и уважением, были неотъемлемой частью делового центра Европы.
Рембрандт Харменс ван Рейн родился 15 июля 1606 года в многодетной семье мельника в голландском городе Лейдене (Leiden). Примерно в 1631 году Рембрандт переехал в Амстердам. В это время там жило уже более 400 еврейских семей. Это были преимущественно испанские и португальские сефарды, купцы, знатоки Торы, врачи… Жили там, хотя и в меньшей степени, ашкеназы, не столь обремененные ученостью, но имевшие «дело в руках». Они бежали из разных стран в более «толерантную» Голландию. Хотя и там существовали некоторые ограничения в профессиях, но в целом евреям жилось относительно спокойно. Амстердам того времени часто называли «Новым Иерусалимом».
Формально Рембрандт принадлежал к голландской реформированной церкви, но всегда тяготел к меннонитам, отличавшимся особой приверженностью к Ветхому Завету. Возможно, он был связан и с социнианами, чьи воззрения были ближе к иудаизму, чем к христианству. Во всяком случае, Ветхий Завет он знал досконально.
Быт амстердамских евреев носил на себе печать восточной красочности и экзотики, нищеты и роскоши, трагизма и веселья. И художника, конечно, увлекла как философия, так и внешняя сторона жизни евреев – быт, семейный уклад. Критики сегодня спорят – так ли велик «еврейский» вклад в творчество художника, но есть вещи бесспорные. Он сдружился с амстердамскими евреями, и они на долгие годы стали его собеседниками и моделями. Из бесед с раввинами он черпал глубокое понимание библейских сюжетов своих картин. В 1636 году Рембрандт создаёт офорт – портрет своего друга, выдающегося мыслителя Менаше бен Исраэля, чья семья бежала от испанской инквизиции. Раввин, исследователь и издатель, в Амстердаме он открыто исповедовал иудаизм. Его учеником стал философ Барух Спиноза.
Рембрандта интересовал образ жизни евреев – лица, одежда, обычаи. В его библиотеке было не так уж много книг, но рядом с Библией стояли «Иудейские древности» Иосифа Флавия. В лицах евреев Амстердама Рембрандт находил образы библейских персонажей своих картин. Вот знаменитое «Благословение Якова» – картина, которая произвела огромное впечатление на Леонида Пастернака.
«Сбоку, с правой стороны полотна, Аснат – жена Иосифа и мать внуков Яакова. Но, Боже мой!.. Какая Аснат?! Разве она египтянка?.. Это же иудейка! И какая мать!.. И я вспоминаю свою... Святые иудейские матери! Сколько горя и скорби, сколько слез выплакали глаза ваши. Сколько тревожных и бессонных ночей провели вы над колыбелью детей ваших… Радость в очертаниях ее благородных губ, меж тем как большие и выразительные, печальные еврейские глаза не могут скрыть тревоги и страха».
Аснат, по мнению художника, здесь не только воплощение еврейской материнской любви. Она – воплощение чистоты патриархально-семейных нравов, святости семейного очага в еврействе. Совсем не рубенсовская фигура, совсем не холеные руки. Красота иная, высшая, душевная. Судя по всему, Рембрандт был знаком с ивритом. Надписи на иврите встречаются на его картинах – «Моисей, разбивающий скрижали», «Пир Валтасара» и других. Некоторые ученые считают, что Рембрандт учил иврит в Лейденском университете по книгам. А в Амстердаме он общался с высокообразованными евреями: Менаше бен Исраэль еще в юности написал грамматический трактат на иврите «Сафабрура» («Ясный язык»). А после в своей типографии издавал книги на иврите.
«Библия Рембрандта» – это свыше 800 картин, гравюр и рисунков. Подобного нет в европейской живописи. И библейские сюжеты он рисовал «с натуры» – натурой служили люди, окружающие его в еврейском Амстердаме. «Итак, настоящими героями Библии были для него не выдуманные и приукрашенные, а евреи, живущие вокруг. В них сокрыты все человеческие страсти (и пороки тоже), но в какие-то моменты через них проявляется и Высшая сила. Так он пришел к решению запечатлеть еврейских собратьев со всей тщательностью, не упуская главного, сокровенного. Пусть в людской памяти останется образ и этого поколения древнего, библейского еврейства. Разве не оно призвано делиться с другими опытом достойной жизни, стойкости в испытаниях, терпения в страданиях и мужества?» – так писал об образах Рембрандта искусствовед Борис Клейн.
Тяжелые времена, смерть детей в младенчестве, смерть любимой жены Саскии, прожившей с ним восемь лет, – все это рождает мрачные нидерландские пейзажи. И хотя появление молодой любовницы, родившей ему дочь, скрасило его жизнь, дела его шли неважно. Годы богатства, славы, процветания Рембрандта прошли, и его успех у публики начал меркнуть. Сменились ли вкусы публики, изменилось ли отношение к самому художнику, характер которого был достаточно сложен, был ли он плохим «бизнесменом», несмотря на дружбу с евреями – кто знает. Но только в 50 лет Рембрандт оказался банкротом.
Продав дом и имущество, разоренный, почти нищий живописец искал жилище, соответствующее его новому положению. И поселился на улице Розенграхт, в «еврейском гетто». И вновь его моделями стали соседи – евреи. Он написал 15 таких портретов (а всего в наследии художника 30 «еврейских» портретов – пятая часть его портретной галереи), занимающих наиболее почетные места в крупнейших художественных собраниях мира. Лишенный былых заказов, будучи абсолютно свободным в выборе сюжетов, он обратился к образам, способным более полно выразить его чувства, настроения, переживания. Евреи, их униженное положение в обществе – все это становится ему особенно понятным и близким. Именно в последние годы жизни художник создает свои наиболее значительные шедевры – портреты пожилых евреев, портреты-биографии. Все они отличаются огромной психологической насыщенностью. С портретов евреев, которые он писал в то время, на нас смотрят полные трагизма глаза. И натруженные морщинистые руки бессильно лежат на коленях. Возможно, в их судьбах он видел и отражение своей судьбы. Две таких картины хранятся в Эрмитаже: «Портрет старика-еврея» и «Портрет старого еврея в красном». Одна из поздних его картин – «Еврейская невеста». Возможно, эта картина – воспоминание о счастливых годах, проведенных с любимыми им женщинами.
Он тяжело пережил и смерть 26-летнего Титуса – сына Саскии, умершего от чумы вскоре после женитьбы. И умер в одиночестве, лишь два друга не покидали его ни в богатстве, ни в бедности. Одним из них был аптекарь Абрахам Франсен – он запечатлен в одном из офортов. Рембрандт умер в возрасте 63 лет и был похоронен в безымянной могиле. Но у времени свой «табель о рангах». И Рембрандт уже вне моды и настроений эпохи. Конечно, особое почтение к нему испытывает еврейский народ, болезненно остро реагирующий и на хулителей, и на защитников.
Поэт Хаим Нахман Бялик назвал Рембрандта великим нееврейским художником, который смог постичь еврейскую душу так, как никто из еврейских. А поэт Яаков Кахан написал: «Рембрандт, ты уверен, что в твоих жилах нет еврейской крови? Как же ты сумел передать возвышенную еврейскую душу на своих полотнах? Ты загадка для меня, Рембрандт, – ты чужой, но так близок мне». Рав Кук, посетивший в 1912 году Национальную галерею в Лондоне, тоже остановился у его полотен и увидел в них «всепроникающий свет, который, как говорили мудрецы Талмуда, создал Всевышний в дни творения, а затем сокрыл, так что увидеть его могли только избранные, и Рембрандт – один из них». Он называл художника цадиком, праведником.
В начале 70-х годов петербургский режиссер Виктор Кернарский снимал фильм «Рембрандт. Офорты». Пользуясь знакомством, он обратился к Иосифу Бродскому с просьбой написать текст в стихах к фильму. Через две недели получил четыре страницы стихов. «Это проба. Когда фильм будет отснят, я напишу больше». Фильм был снят, а стихи отвергнуты сценарным отделом студии: Бродский в те времена уже был слишком известен в узких кругах. Но стихи остались. Там были строки:
Алла Борисова
Поділись посиланням на цей сайт!
- Останні
- Найпопулярніше
- Коментарі
-
Выставка «Шолом-Алейхем и Украина»
-
Виставка "Ми ніколи не стали дорослими"
Не зная общего числа расстрелянных, нельзя говорить о количестве расстрелянных…
-
Виставка "Героїзм і Холокост"
Виставка Героїзм і Холокост - під такою назвою відкрита виставка…
-
Виставка "Таня Маркус"
Татьяна Иосифовна Маркус — член истребительно-диверсионной организации с первых дней…
-
Слава Шолом-Алейхему!
- Самир Шевц
- П'ятниця, 13 березня 2015
-
Спасибо Вам! Вы делаете большое дело.
- Sakura
- Четвер, 31 липня 2014
-
Скажите пожалуйста где можно ознакомиться с экспозицией выставки
- John Mac
- Неділя, 20 липня 2014