Кэмп-Дэвид: в чем Садат переиграл Бегина

26 марта 2019 года, исполняется сорок лет с момента подписания израильско-египетского мирного договора, положившего конец беспрерывной череде конфликтов и столкновений между двумя государствами. Этой дате будет посвящена специальная конференция «Мир между Израилем и Египтом: 40 лет спустя». Ее проводит в Бар-Иланском университете Центр стратегических исследований «Бегин — Садат».

— Но последствия мирного договора с Египтом, к сожалению, не столь оптимистичны, как нам бы хотелось: Кэмп-Дэвид способствовал появлению в дальнейшем уродливой формулы «территории в обмен на мир», — сказал в интервью «Деталям» отставной генерал Гершон Хакоэн, исследователь в Центре «Бегин — Садат».

В 1978 году переговоры лидеров Израиля и Египта, Бегина и Садата продолжались при посредничестве президента США Джимми Картера 12 дней — с 5 по 17 сентября. Они завершились подписанием двух итоговых документов: «Принципы подписания мирного договора между Египтом и Израилем» и «Принципы мира на Ближнем Востоке». А через полгода, 26 марта 1979 года, в Вашингтоне был подписан и сам договор, которым были установлены дипломатические и экономические отношения между двумя странами. Израиль вернул Египту Синай, признал «законные права палестинского народа», дал согласие на предоставление контролируемым территориям статуса автономии — вплоть до момента, когда будет обсуждаться вопрос об их будущем политическом статусе.

Чем же руководствовалось израильское руководство, решив эвакуировать синайский городок Ямит и нанести неизлечимую травму его основателям?

— Надо отметить, что еврейская сила, еврейский дух сопротивления и вера в собственное государство исходили прежде всего от российских евреев, выходцев из российской империи, — говорит Хакоэн. — Бен Гурион, Ицхак Табенкин, Исраэль Галили, молодые ребята из «Шомер ха-цаир», многие из которых были родом из Украины и Кавказа – все они мыслили, как русские революционеры. Они знали, что за свободу и свою землю надо сражаться до последней капли крови. А соглашению в Кэмп-Дэвиде более всего противилась Рабочая партия.

— Я вам расскажу кое-что из истории моей семьи, — продолжает Хакоэн. — В 1967 году, после Шестидневной войны, мой отец вместе с Ицхаком Рабиным, с которым он был хорошо знаком, участвовал в восстановлении Кфар-Эциона — разрушенного поселения, на месте которого находился иорданский военный лагерь. И вот, тринадцать лет спустя, в 1979 году, когда поселение уже процветало, приехал туда Рабин не в очень хорошем настроении. Как рассказывал отец, они сидели за столом, — Рабин, мой отец, Ханан Порат и раввин Йехуда Амиталь. И Рабин рассказал, что его партия всеми силами противилась подписанию соглашения, которое ставит под угрозу все поселения. По словам Рабина, это было «умное соглашение, но отнюдь не соглашение о мире».

— Уже много сказано о том, почему Бегин подписал мир с Египтом на условиях, о которых даже сам Садат не смел и мечтать…

— Я попробую изложить свою точку зрения на сей счет. Зеэв Жаботинский, глава ревизионистов, блистательный оратор и идеолог правого лагеря, читал и думал по-русски — в отличие от Бегина, который хотя и говорил по-русски, но подсознательно был ближе к немецкому еврейству, рассудительному и не подверженному рефлексии. Он не был радикалом. Он не понимал, что жизнь – это борьба, не понимал, что отдав поселения, которые сам создавал – сломаешься, и уступкам уже не будет счета. Возврат Ямита стал его судьбоносной и стратегической ошибкой. И не только его личной ошибкой — она пагубно сказалась на будущем всего Израиля, ее последствия до сих пор нами не изжиты. 

— Это так, Кэмп-Дэвидские соглашения вывели Египет из списка враждебных Израилю стран, постоянно с ним воевавших. По сути, египтяне были первыми в арабском мире, кто установил с израильтянами холодный мир. Но, подписывая договор и выполняя его условия, египтяне не скрывали иных своих намерений — которые Бегин пытался отрицать.

— Каких?

— Садат упирал на то, что соглашение носит промежуточный характер, а его конечная цель – создание палестинского государства. Он все время об этом говорил и подчеркивал, обращаясь к израильтянам: мол, пока не уладите отношения с палестинцами, договор не может считаться окончательным. Бегин же думал, что удастся этого избежать.
Кстати, Эзер Вейцман утверждал, что Бегин подал в отставку, впав в депрессию не только из-за войны в Ливане, а потому, что понял: договор, заключенный с Садатом, разваливается как карточный домик, да еще и ставит под удар поселения Иудеи и Самарии. Он-то предполагал, что, заключив мир с Садатом, будет полностью свободен от обязательств и сможет делать все, что угодно, в Иудее и Самарии! Однако беспорядки там продолжались, как и раньше.

— Вы считаете, что Садат переиграл Бегина?

— В какой-то степени. А главное, что Садат снял с себя ответственность за сектор Газа и переложил ее на Израиль. Эта проблема стала нашей внутренней и обернулась для нас катастрофой. Причем, с течением времени процесс только усугублялся, закрепившись в Осло. Например, когда Рабин понял, что придется соединить Газу с Иудеей и Самарией, его обуял страх — так, во всяком случае, вспоминал его советник по арабским вопросам. Ведь палестинцы требовали провести линии электропередач, проложить шоссе, железные дороги и наладить прочее сообщение между сектором и населенными пунктами Палестинской автономии…

— Почему Бегин пошел на столь беспрецедентные уступки?

— Во-первых, он должен был оправдать доверие, которое ему оказали американские евреи – им он был во многом обязан приходом к власти. Во-вторых, опасался протестного движения «Шалом ахшав», созданного за год до подписания соглашения в Кэмп-Дэвиде, но набиравшего силу — и хотел показать, что желает установить мир. У него было свое видение этого мира.

— Какие уроки можно извлечь из Кэмп-Дэвидского соглашения?

— Главный урок в том, что дело не в наших партнерах, будь то арабы или кто-либо другой. Дело — в нас самих, в том, чего мы хотим. Отдавать земли взамен бумажек, которые называются мирными договорами — это придумали мы, евреи. Обычно страна, не проиграв войну, не уступает затем территории своим противникам. Например, французы оставили в свое время Алжир — но Алжир не был их родиной, тогда как Эрец Исраэль и Синай – одно целое.
Вот что не менее важно: плотность населения сектора Газа очень высока. Индустриализация Газы маловероятна — лучше строить на открытой, незастроенной и незаселенной местности.
Зато Синай! Если посмотреть на ночные аэроснимки, можно увидеть море огней в дельте Нила, мрак над Рафиахом, а дальше, до самой Турции, снова огни. То есть Синай – это единственная свободная территория, и если бы он оставался в наших руках, тут палестинцы смогли бы строить гостиницы, развивать экономику, создавать рабочие места в пространстве до Эль-Ариша. Тогда Газа была бы другой, поверьте.

Когда Садат принял решение о возврате к международным признанным границам, это означало, что он заложил мину замедленного действия. «Повесив» Газу на Израиль, он развернул ее против нас. И хотя у нас с Египтом по-прежнему холодный мир, и мы тесно контактируем в военной сфере — прочие итоги соглашения, заключенного сорок лет назад, не так позитивны. Нам стоит учиться на своих ошибках, чтобы не повторять их в будущем.

— Например?

— Голанские высоты должны стать суверенной частью Израиля. И ни в коем случае нельзя заключать еще какое-то мирное соглашение о них. Порочный принцип «территории в обмен на мир» изжил себя, он не работает. Это касается и территорий Иудеи и Самарии — точнее, тех секторов, которые остаются под полным израильским контролем — и Иорданской долины. Следует распространить на них израильский суверенитет, дать этим местам возможность развиваться и застраиваться.

Марк Котлярский, «Детали» К.В.
На фото: Бегин , Картер и Садат в Кемп Дэйвиде.
Фото: Моше Мильнер, GPO, Государственная фотоколлекция.

Источник: http://detaly.co.il