Гангстер с принципами
Вступив в банду в шесть лет, к 18 годам он стал ее главарем. Но любили его не только гангстеры: полицейским он помогал крышевать казино, политикам – разгонять пикеты и устраивать драки на избирательных участках, евреям – спокойно жить и торговать в Нью-Йорке. Но угодить всем Джек Зелиг все-таки не смог: в 24 года его пристрелили в трамвае.
Главарь кровавых гангстеров Нью-Йорка Большой Джек Зелиг должен был свидетельствовать на громком процессе. Коррумпированного полицейского обвиняли в том, что он «заказал» владельца казино, и Джеку было что рассказать по этому делу. Но это должно было быть только завтра, а пока он засел со своими ребятами в кафе Сигала на Второй авеню и пил джин. В злачном заведении было душно, и через время Зелиг вышел глотнуть свежего воздуха. Он закурил и бросил быстрый взгляд на двух полицейских, которые толклись рядом, присматривая за ним перед судом. Вдруг он стремительно зашагал по улице, прошел целый квартал и вскочил в проезжающий мимо трамвай. Усевшись в самом конце, он обернулся и увидел мужскую фигуру, которая отчаянно бежала за трамваем. «Эй, старик, давай-давай, ты сможешь!» – приободрил его Джек. Бледный от напряжения парень успел запрыгнуть на хвост трамвая, но внутрь забираться не стал. Держась одной рукой за край окна за спиной большого босса, другой рукой он вынул из кармана револьвер 38-го калибра, приставил его к левому уху Зелига и выстрелил. С залитым кровью лицом 24-летний гангстер рухнул на пол, его крупное тело пробила судорога. Через мгновение он был мертв.
В конце позапрошлого века бедным еврейским мальчикам, как и большинству других жителей Нижнего Ист-Сайда, ничего хорошего в жизни не светило. Район большого города успешно плодил членов многочисленных банд Нью-Йорка. В их числе был родившийся 13 мая 1888 года Селиг Гарри Лефкович, известный под именем Джек Зелиг – один из самых крупных еврейских персонажей гангстерской Америки. Старшие Лефковичи приехали в Америку из Российской империи и время больше тратили на работу, нежели на воспитание девяти детей. В итоге уже в шестилетнем возрасте Селиг плотно сдружился с бандой карманников Симона «Безумного мясника» Эренстофта. Схема была такая: один из банды на велосипеде врезался в прохожего, вокруг них собиралась толпа, а уже через пару минут в многообразии карманов хозяйничали детские ручки. Обаятельный, воспитанный и не лишенный актерского таланта Лефкович оказался для этой банды ценным приобретением.
Поднаторев в щипачестве, Зелиг начал работать самостоятельно. Полиция ловила его неоднократно, но почти сразу отпускала – кареглазый карманник начинал жалобно плакать и канючить прощение, пока жертва не забирала претензии обратно. В книге «Банды Нью-Йорка» 1928 года Герберт Осбери пишет, что одного обворованного человека Джек настолько разжалобил, что тот даже купил ему новый костюм и дал денег. Когда Джек вырос и его слезы уже никого не могли убедить, дела начали доходить до суда. Тогда на заседания являлась его «молодая жена» и, рыдая, умоляла отпустить отца молодого семейства. Обычно трюк срабатывал, но пару раз Джек все-таки попадал за решетку.
Оказываясь на воле, Зелиг возвращался к прежним занятиям. В конце концов он присоединился к компании Эдварда «Монаха» Истмэна – бывшего вышибалы, «князя гангстеров» и неутомимого противника итальянцев. Таланты Джека, как оказалось, не ограничивались умением обчищать карманы – он вполне успешно освоил искусство стрельбы из револьвера и ловко управлялся с дубинкой. Когда главарь банды Истмэн отошел от дел, а его преемника Макса «Кида Твиста» убили, заправлять делами стал именно Зелиг. Но к тому времени в банде было больше тысячи человек – управлять таким количеством не всегда адекватных головорезов было, мягко говоря, себе дороже. Зелиг предложил своим «коллегам» Джеку Сирокко, в прошлом члену итальянской банды «Пять Точек», и Чику Трикеру поделить власть на троих – мол, пусть младшие соратники сами выберут, под чье подчинение идти. Последние двое специализировались на салунах и ресторанах, поэтому отчаянные парни, которые хотели реальной работы, присоединились к Большому Джеку Зелигу.
Спектр занятий у банды Джека, которую по старинке называли Истмэнской, был широким – от рэкета профсоюзов и крышевания игорных заведений до помощи политикам на выборах. Современник Зелига журналист New York World Герберт Своуп писал о нем: «Штаркер (“крепкий босс, которого все боятся” – на идиш) наводил ужас на подпольный мир Нью-Йорка, как никто другой ни до, ни после». Каким бы ни было направление, дела Джека в итоге касались физической расправы. Нужно усмирить пикеты, устроить драку на избирательном участке, проголосовать пару раз или организовать погром – пожалуйста. У банды Зелига был четкий прейскурант. Один из ее членов свидетельствовал в полиции, что полоснуть ножом по щеке стоило от 1 до 10 долларов, выстрелить в ногу – от 1 до 25, в руку – от 5 до 25, бросить гранату – от 5 до 50, убить – от 10 до 100 долларов, плюс надбавки за сложность и опасность. В то же время Зелиг категорически не переносил сутенеров и торговлю наркотиками, а еще сурово обращался с уличными итальянскими бандитами, которые не давали прохода простым евреям. За это первые его ненавидели, а вторые обожали.
У Большого Джека Зелига была супруга, но это не мешало ему заводить бесконечные романы. Однажды вечером он, статный и одетый с иголочки, прогуливался с любовницей. Джек не взял с собой денег, но быстро сориентировался – ограбил бордель поблизости, отобрав у его хозяйки восемь долларов. Дама оказалась не из робких и обратилась в полицию. Зелига арестовали, и он попросил старых приятелей Сирокко и Трикера вернуть хозяйке заведения украденное и убедить ее, что никакого ограбления не было. У них это «не получилось» – перспектива нового срока для Зелига была им на руку, так что никто особо не старался. Однако Зелига все равно вскоре отпустили, и он поклялся отомстить партнерам. Началась бойня. Однажды Зелиг был на волоске от смерти – в одной из перестрелок пуля попала ему за ухо. Пока Джек лежал в реанимации, бандиты из противоположных лагерей громили друг друга, обстреливая кафе-притоны и нападая на улицах. Полиция бросила на погашение этого конфликта двойные силы. На входе в питейные заведения гангстеров теперь обыскивали – в результате образовалась гора конфискованного оружия, а два десятка криминальных молодчиков из обоих лагерей оказались за решеткой. Такое прореживание рядов остудило обе стороны конфликта.
Зелиг как-то признался, что совсем не хотел быть боссом гангстеров. Но преступная жизнь не отпускала – он отошел от рэкета профсоюзов и теперь успешно крышевал второсортные игорные дома. Деньги в азартном мире крутились немалые, без участия коррумпированной полиции не обходилось. 14 июля 1912 года в газете New York World появились откровения Германа Розенталя, владельца нью-йоркских казино среднего масштаба, которому в свое время «помогал» и Джек. Розенталь жаловался, что лейтенант полиции Нью-Йорка Чарльз Беккер, нежный семьянин, поборник морали и в далеком прошлом вышибала, заставлял его и других отдавать солидную часть доходов в обмен на относительное спокойствие. Поначалу теневой бизнесмен соглашался, но потом поборы стали слишком большими, и он решил вскрыть всю налаженную систему рэкета в азартном бизнесе. Этим Розенталь крупно подставлял и «коллег», и полицейских. Через два дня после публикации Розенталя изрешетили у входа в гостиницу «Метрополь», где тот ужинал. За пару часов до смерти Розенталь успел встретиться с окружным прокурором и старым завсегдатаем своих казино Чарльзом Уитменом, которому выдал официально заверенные у нотариуса показания против Беккера.
Убийство Розенталя провернули киллеры-евреи, принадлежащие группировке «Ленокс Авеню», которая, в свою очередь, относилась к банде Джека Зелига. О том, что убийц направил Зелиг, быстро узнали, и Джек должен был свидетельствовать в связи с этим в суде – но, по его собственным заявлениям, совсем не против Беккера, хотя сам прокурор Уитмен был уверен в обратном. А вот гангстеры, коррумпированные полицейские и политики не были уверены ни в чем, поэтому задумались, как бы заставить Зелига замолчать навсегда. Когда Зелиг заседал со своей компанией в баре Сигела на Второй авеню, ему позвонили и попросили подъехать на важный разговор на Четырнадцатую авеню. Видимо, приглашение было от людей надежных, а может, и слишком серьезных, и Джек никого с собой брать не стал.
Смертельную пулю в трамвае Зелиг получил от 30-летнего головореза Фила Дэвидсона, который раньше приторговывал наркотиками и был замечен в сутенерстве. Убийцу взяли сразу же – прикончив Зелига и спрыгнув с трамвая, он угодил прямо в руки полицейского патруля. Дэвидсон утверждал, что застрелил главаря гангстеров, потому что тот накануне якобы отобрал у него то ли 800, то ли 400, то ли 18 долларов. Было очевидно, что Джека заказали, но кто именно, разбираться не стали. Все занимались скандальным делом Розенталя, обсуждали коррумпированность полиции и громкую казнь четырех киллеров, за которыми через время на электрический стул пошел и Беккер.
Похороны Большого Джека Зелига прошли с огромным размахом. Один из очевидцев писал, что это прощание уступало разве что похоронам ортодоксального раввина Якоба Йозефа, которого десятью годами ранее провожали в другой мир не меньше пяти тысяч человек. Усопшего сопровождали друзья и коллеги в 36 конных повозках и 25 автомобилях, на церемонии пел хор мальчиков талмуд-торы и взрослый хор из синагоги. Могила Зелига, «главы подпольного мира Нью-Йорка», расположилась между могилой уважаемого драматурга Якова Гордина и некоего «выдающегося раввина» на Вашингтонском кладбище. Шолом-Алейхем, который стал свидетелем всей этой помпезности с траурными маршами, настолько поразился масштабу, что в рассказе про обычаи погребения в США описал похороны богачей по примеру Зелига, но не называя имен.
Ортодоксальные еврейские газеты отмечали, что в других странах этого «обычного преступника, грабителя и сводника» закопали бы за оградой кладбища. Но в обществе Зелига явно уважали – простое еврейское население с ним чувствовало себя спокойно, да и вообще многие были уверены, что он на самом деле собирался помочь Беккеру на суде. Нью-йоркский частный детектив Эйб Шоенфельд, который помогал раскрывать тайны еврейской мафии города, написал: «Зелиг мертв, как гвоздь в двери. Те, кто были до него – Кид Твист, Монах Истмэн и другие, – пигмеи в сравнении с гигантом. Ушел Зелиг, один из самых “нервных”, сильных и лучших людей своего формата покинул нас».
Ганна Руденко
