Родная Россия в памяти главного композитора Америки Ирвинга Берлина оставила черный отпечаток. Вот он, четырехлетний мальчик, лежит на обочине дороги на одеяле и смотрит, как полыхает их дом. Остаться в городе – почти гарантированно означало умереть, а Бейлины хотели жить. Не дожидаясь нового «подарка» от соседей, синагогальный кантор Моисей и его обширное семейство покинули Тобольск, куда в свое время перебрались из белорусского Толочина, и на судне Rhynland направились в Америку.

В эмигрантский Манхэттен стекались тысячи и тысячи поляков, болгар, немцев, евреев – отчаянно бедных, с основательно подпорченным здоровьем, без особых перспектив, но с редким умением цепко хвататься за любые возможности. В 1893 году Нью-Йорк принял и девятерых Бейлиных, самым маленьким из которых был пятилетний Израиль. Работники иммиграционного центра на острове Эллис продержали детей на карантине: вдруг сибирские заморыши привезли им туберкулез или подцепили что-то на судне? Но обошлось. Бейлины осели в Нижнем Ист-Сайде. В погромах дома тут не горели, воздух здесь не коптили, но местами пахло так, что только успевай прикрывать нос рукавом. Надежды сменить район на более комфортабельный не было, и много лет спустя Ирвинг скажет, что «не знал, что воспитывался в крайней нищете – просто другой жизни не видел». Шестилетний Изя продавал на улице газеты, а потом работал разносчиком в лавке. «Это была отличная школа жизни. Я научился многому: ругаться и драться, выживать и не ябедничать. Все это мне потом пригодилось во взрослой жизни», – вспоминал он.

Папа Моисей, который говорил только на идише, места в синагоге не нашел и перебивался случайными подработками – пел, где мог, и детей этому учил. Школьное образование закончилось для Израиля двумя классами, а о музыкальном он и не мечтал. Через восемь лет после переезда отец умер. Чтобы вечером принести домой хоть какие-то деньги, Изя сопровождал уличного певца по имени Слепой Сол, который пел баллады возле салунов. Бойкого еврейского паренька быстро приметили хозяева кафе и начали приглашать к себе официантом. Изя не отказывался. Через время он уже получил место в заведении Pelham Cafe, где, по легенде, родился фокстрот. Этот ресторан-кабаре открыл в Чайнатауне русский еврей Майк Солтер, не последний человек в местных криминальных кругах. Кормили там вкусно, да и с обслуживанием было все в порядке – один улыбчивый и юркий «поющий официант» Изя чего стоил.

Вечерами, когда пьяненькая публика расходилась, парень подсаживался к роялю и наигрывал мелодии на слух. На пару со штатным пианистом заведения, Профессором «Ником» Николсоном, Изя в 1907 году по заказу Майка написал свой первый зажигательный хит «Мэри из солнечной Италии», получив за него 37 центов. Гонорар был скромным, но теперь Ирвинг мог отдать партитуру в издательство, гордо указав себя автором слов. По легенде, Бейлин стал Берлином из-за ошибки наборщика текста в том самом издательстве, куда он принес первое детище. Разбираться парень не стал – для успешного продвижения так было даже лучше, звучнее. Слава начала липнуть к Изе, как мед. Работая у Майка, однажды он спел, станцевал и сыграл на банджо самому британскому принцу Луи Баттенбергскому, который вместе со свитой и журналистами заглянул в знаменитый нью-йоркский уголок. Когда гость предложил ему денег, Изя их не взял – мол, просто петь уже удовольствие, – а на следующее утро уже рассматривал свое фото в статье New York Herald Tribune. О музыкальном даровании в белом фартуке заговорил весь Нью-Йорк, и песенку про Мэри стали заказывать чаще.

«Мэри из Италии» вытащила Ирвинга из Чайнатауна, теперь нужно было постараться, чтоб не вернуться обратно. Берлин чувствовал, что настоящую народную славу принесут не заумные музыкальные опусы, а простенькие и понятные песни на английском и идише с «ломаным» ритмом. Так из-под его черных клавиш – а играл он исключительно на них – родился музыкальный жанр «регтайм». Вскоре Ирвинг перешел в более музыкальное местечко – Jimmy Kelly. Там он наигрывал пародии на чужие хиты и общался с другими гениями нового музыкального мира.

Такой нахлест творческих потоков не мог не вылиться в большую музыкальную сенсацию. Ею и стала песня Alexanderʼs Ragtime Band, которую Ирвинг написал в марте 1911 года для Эммы Карус. Джордж Гершвин говорил, что Alexanderʼs Ragtime Band была первой настоящей американской песней, Variety написал, что это сенсация десятилетия, а одна берлинская газета – что это «общественная угроза», мол, чрезмерная любовь к регтаймовому мотиву вызывала у публики безумие. Все они были правы.

Весь мир теперь танцевал под 23-летнего Берлина, в буквальном смысле. Ирвинг стал королем «улицы жестяных сковородок», Tin Pan Alley – такое шутливое название прикрепилось к коммерческой музыкальной индустрии Нью-Йорка в те годы. Не большой красавец, но огромный умница трудился буквально на износ. По старой привычке он лучше всего работал при электрическом свете, поэтому даже в погожие дни всегда включал себе лампу – так быстрее приходила муза. Со своими музыкальными программами он выступал без перерыва и создавал целые музыкальные спектакли, которые потом дополнялись танцами и гремели на весь мир. Но вскоре легкость его песен разбавится грустью.

В 1912 году Изя женился на сестре своего приятеля Рэя Гётца, Дороти, и молодые отправились в Гавану на медовый месяц. Там супруга подхватила тиф и через полгода умерла. В память о любимой Берлин написал первую балладу, «Когда я тебя потерял». Полный щемящей тоски хит разошелся тиражом в более чем миллион пластинок. Работа – единственное, что спасало Изю от грустных мыслей, и он хотел вкладываться в нее еще больше. Когда Берлин собрался пойти учиться, чтобы разобраться в музыкальном ремесле, его друг и композитор Виктор Герберт авторитетно сказал: «У тебя природный дар сочинительства – и музыкального, и поэтического. Теория не особо поможет, но стиль испортит». Берлин его послушал: в конце концов, главное – сочинять, а записывать могут и ассистенты. Лишнее время он решил потратить на то, чтоб защитить свою и чужую работу – и вместе с Гербертом основал ASCAP, Американское общество композиторов, авторов и издателей, которое охраняло авторские права музыкантов.

В Первую мировую Ирвинга призвали, поручив писать песни для поднятия боевого духа и сбора средств для армии. Берлин не стал изобретать велосипед – его патриотические песни были такими же свойскими, как и мотивы для довоенной публики. Музыкальное ревю 30-летнего сержанта Yip, Yip, Yaphank с несколькими абсолютными хитами собрало для центра военной подготовки США 150 тысяч долларов, а потом еще около 15 миллионов для разных военных фондов. Война закончилась, а слава продолжала греметь. В 1921 году вместе с продюсером Сэмом Харрисом Берлин открыл собственный театр, «Музыкальная шкатулка», который работает по сей день. Театр стал для Ирвинга домом, он держал на контроле не только музыкальную часть выступлений, но и всю «кухню». Про личную жизнь музыкант тоже не забыл – через несколько лет у театра появилась хозяйка.

В 1925 году Берлин познакомился с писательницей Эллин Мэки, дочерью главы телефонной компании Postal Telegraph Cable Клеренса Мэки. Успешный бизнесмен и католик пришел в ярость, узнав, что его девочка-красавица собирается замуж за неказистого еврея-музыканта, и отправил ее в Европу, чтобы охладить их чувства. Но расчет был неверный –тоскующий Берлин посвятил возлюбленной две песни, которые стали романтическими хитами, и этим еще больше ее очаровал. 4 января 1926 года, без еврейской хупы и клятв, повторенных за католическим священником, влюбленные поженились. Приданого у Эллин не было, жених же в качестве свадебного подарка преподнес невесте права на песню Always, которую до сих пор играют на американских свадьбах и которая в итоге принесла миссис Берлин несколько миллионов. Мэки отказался от дочери, но когда молодые потеряли первенца, не смог больше играть роль «обиженного папы». В годы депрессии Ирвинг помог тестю рассчитаться с опасными долгами, и тот окончательно сменил гнев на милость. У Ирвинга и Эллин появилось еще трое детей, и все финансовые заботы о семействе легли на плечи Ирвинга. Но ему это нравилось. «Я устал учить твою маму экономить. Мне проще зарабатывать больше денег», – в шутку жаловался Изя дочке.

В 1938 году к юбилею победы в Первой мировой войне США понадобилась патриотичная композиция. Для первого военного ревю, 20 лет назад, Ирвинг написал «Б-же, благослови Америку» – как раз тогда он получил американское гражданство и очень радовался, – но решил ее не включать. «Я сделал песню “Спасибо, Америка”, но мне она не понравилась. Я начал сочинять другую – “Поговорим о свободе”, но не пошло. Было похоже, что я спич на музыку накладываю. И тут пришла мысль: воскресить мою старую “Б-же, благослови Америку”», – вспоминал Ирвинг. Он подчистил музыкальную молитву и отдал ее на исполнение Кейт Смит. Несколько лет, фильм Майкла Кертиса This Is the Army и еще одна мировая война сделали песню неофициальным гимном США.

Берлин написал около 1500 разноплановых композиций, и многие из них, как и все тот же гимн, получили бешеную известность благодаря кино. В 1929 году он сочинил хит Puttin' on the Ritz для одноименного фильма – через 17 лет песня прогремит еще громче в исполнении Фреда Астера в картине «Голубые небеса». В 1942 году на экраны вышла музыкальная картина Holiday Inn, для которой Ирвинг написал 12 песен – одну из них, «Белое Рождество», публика сначала приняла прохладно, а потом распробовала и полюбила. Лирическая песня, за которую Берлин получил «Оскар», разошлась по миру 50 миллионами копий и стала одной из самых популярных в ХХ веке.

Берлин продолжал делать мюзиклы, но начал промахиваться. Казалось, весь возможный успех он уже собрал и ничего нового молодому поколению дать не может. Он все больше времени стал проводить в уединении с семьей – прикупил коттедж в Катскильских горах и взялся рисовать, но живопись не пошла. В 1962 году Изя вернулся на Бродвей с постановкой «Мистер президент», и ее с большим теплом приняли критики. Но не публика. Восемь месяцев – и шоу сняли с программы. Берлин не переживал – свою роль в музыкальном мире он очень хорошо понимал и публику к новым звездам не ревновал. В честь его столетия в Карнеги-холле устроили грандиозный гала-вечер, где президент ASCAP Мортон Гулд сказал трогательные слова: «Музыка Ирвинга Берлина не на час, не на день и не на год – она навсегда». В 1988 году умерла его любимая Эллин, а через год ушел и сам Ирвинг. Ему был 101 год.

В 20-е годы композитор Джером Кёрн сказал: «Невозможно говорить о месте Ирвинга Берлина в американской музыке. Он и есть американская музыка». США были благодарны Ирвингу, а он до конца жизни считал себя обязанным им. Когда бухгалтеры подбивали его на схемы, которые могли сэкономить ему миллионы, Берлин отказывался: «Я хочу платить налоги. Я люблю свою страну». Впрочем, его любовь не успокаивала ФБР – его рьяная поддержка движения за гражданские права вызывала подозрение в коммунистических взглядах и советчине. Только ни с СССР с его режимом, ни с Россией в целом Берлин никогда себя не ассоциировал. В творчестве он вспомнил о малой родине только раз – когда у него родился сын, который прожил лишь месяц. В 1927 году Ирвинг написал для него «Русскую колыбельную»: «Там, где задумчивая Волга течет, одинокая русская роза нежно глядит в блестящие карие глаза ребенка на ее коленях. Слушай, каждый вечер ты будешь внимать словам тихой русской колыбельной…»