Сегодня с трудом можно представить себе такую сцену: по улицам старой Праги бредут два молодых еврея, одного зовут Франц Кафка, другого — Иржи Лангер. Они беседуют о религиозной философии хасидизма, о тайнах еврейской мистики, о Талмуде и Каббале, и, прежде всего, о том, как древние заповеди могут сохраняться в неизменности лицом к лицу с великими цивилизационными изменениями.

Иржи Лангер, брат драматурга Франтишека Лангера буквально влюбился в хасидизм: он ездил в австро-венгерскую Галицию и там, на практике познавал это учение, распространенное тогда не только в галицийских, но также в польских, буковинских и бессарабских деревнях и местечках. События Первой мировой войны разорили и рассеяли эту своеобразную религиозно-философскую территорию, Вторая мировая война поставила на ней окончательную точку. Последнюю войну не пережил и Иржи Лангер, которому пришлось бежать от Гитлера в Эрец-Исраэль, где он вскоре умер. Но осталась написанная им книга "Девять ворот", которая повествует о цадиках, о раббеим и их хасидах, не менее набожных, но одновременно и очень светских.

Во время гитлеровской оккупации экземпляры первого издания книги Лангера (1937) были уничтожены как "уродливое искусство". Нас же при чтении этих доверительно-близких еврейских народных историй привлекает не только "одушевленность" персонажей или "обилие духовных искр" в их характерах. "Девять ворот" Иржи Лангера и через полвека после их появления на свет все еще распахнуты для читателя, мистика хасидских историй дарит нас светлой улыбкой, что не умаляет их глубины.

А ещё эта книга интересна тем, что показывает путь, казалось бы, совсем европеизированного, ассимилированного еврея к своим истокам. Еврейская традиция жива, и никто не мешает нам впустить ее в нашу жизнь.

А ведь все не так. Это происходило недалеко, совсем рядом и совсем недавно. Ибо что такое семьдесят — сто пятьдесят лет, для словесного творчества? — Мгновение в зеркале более чем трехтысячелетней истории!

Непроходимы тропы в царство хасидов. Неопытный странник, без необходимого снаряжения пробирающийся сквозь лесные заросли, не больший смельчак, чем тот, кто решится проникнуть в мир хасидизма, непривлекательный на первый взгляд и даже отпугивающий своей странностью.

Немногие из детей Запада проделали этот путь. Едва ли наберется их столько, сколько пальцев на руке, пишущей эти строки.

Девятнадцатилетний парень, воспитанный, как и вся тогдашняя молодежь, в угасающих традициях своего предвоенного поколения, движимый таинственной жаждой, которую он и сейчас, по прошествии стольких лет, не в состоянии объяснить, в 1913 году покинул Прагу и в один прекрасный летний день отправился на восток — на чужбину. Понимал ли он, с чем расстается в этот день?

С европейской цивилизацией, ее комфортом и достижениями, с жизненными успехами, которые называют карьерой? Понимал ли он, что уже никогда его душа не будет в состоянии полностью прочувствовать стихи, которые до этого он так любил читать, что с той поры, когда он впервые услышит ритмы хасидских песен, они навсегда заглушат все очарование музыки, и все прекрасное, на что до сих пор обращал он взор, будет впредь прикрыто вуалью Знания добра и зла?

Мог ли он себе представить, что, достигнув цели, окажется в начале самого трудного участка своего пути? Ибо ворота в царство хасидизма ни перед кем не отворяются сразу. Они заперты длинной цепью телесных и душевных испытаний. Но тот, кто однажды в них заглянул, никогда не забудет богатства, которое там увидел.

Правители этого царства скрыты от глаз света. Их непостижимые деяния и всемогущие слова являются здесь чем-то второстепенным. Краем покрывала, которым окутано их существо, между тем как лица их обращены не на нас, а куда-то вдаль, внимая тишине абсолюта. Лишь слабый отблеск их души падает на наши слишком материальные тени. И все же сегодня, спустя столько лет в моей памяти подряд возникают все эти люди. Не только те, которых я знал лично, но и те, о которых только слышал и читал в старых книгах на иврите, оживают передо мной во всем своем величии и могуществе. Я чувствую себя побежденным. Что-то принуждает меня взяться за перо и описать все так верно, как только смогу.

Согласно решению ООН, город Яффо с его почти 100-тысячным арабским населением должен был стать частью арабского государства. Руководство еврейского ишува с ужасом ожидало ухода англичан, после которого яффский порт превратился бы в морские ворота египетской интервенции. Иракские солдаты уже прибыли в город и тоже принимали участие в нападениях на евреев.

Отдавая отчет в том, насколько опасен враждебный арабский город-порт в непосредственной близости от Тель-Авива, важнейшего еврейского центра, Давид Бен-Гурион в то же время понимал, что попытка захватить Яффо еще до ухода англичан обернется прямой конфронтацией с британской армией. Поэтому он сдерживал «Хагану» от атаки на Яффо, предпочитая, чтобы эту необходимую, но неприятную миссию выполнил «Эцель».

Утром первого дня пасхального холь ха-моэда (периода между первым и седьмым днем праздника) около шести сотен бойцов «Эцеля» начали атаку на яффский квартал Маншия. Наступление сопровождалось минометным обстрелом арабских позиций. За неделю до атаки глава оперативного отдела «Эцеля» Амихай Паглин спланировал и успешно осуществил операцию по захвату британской автоколонны с оружием возле Хадеры. В результате организация завладела 6 тыс. артиллерийских бомб для трехдюймовых минометов.

Однако превосходящие силы арабов Яффо и солдат иракской армии, вооруженных и организованных британцами, держались стойко, а британские танки, стоявшие позади арабских позиций, обеспечивали им надежную огневую поддержку. К концу второго дня стало ясно, что «Эцель» теряет бойцов, но не может сломить вражеское сопротивление. С тяжелым сердцем командующий «Эцеля» и будущий премьер-министр Менахем Бегин приказал готовиться к отступлению.

Совещание в полевом штабе движения проходило в тяжелой атмосфере. Идей по поводу того, как переломить ход боя, не было ни у кого. Амихай Паглин угрюмо глядел на разложенную перед ним карту квартала, ломая в руках кусочки мацы. Именно от него все собравшиеся ждали столь необходимого решения. До сих пор 26-летнему уроженцу Тель-Авива, чьи родители перебрались в Эрец-Исраэль из Литвы, действительно удалось осуществить целую серию чрезвычайно дерзких операций. Среди них было и освобождение еврейских подпольщиков из тюрьмы в Акко, и взрыв штаб-квартиры британской администрации в иерусалимской гостинице «Царь Давид», и атака на британскую авиабазу с уничтожением двух десятков самолетов, и, наконец, последний захват оружейной колонны. Но сейчас казалось, что и он не в силах найти выход.

Узкие улицы Маншии были слишком тесны, чтобы развернуть там полноценную атаку. Кроме того, все проходы и ключевые позиции оставались в руках арабов и англичан.

Один из командиров, сидевший рядом с Паглиным, в задумчивости складывал из кусочков мацы домик. Закончив, он щелкнул пальцами по стенке, и маца с треском переломилась. Паглин метнул быстрый взгляд на рухнувшую конструкцию и внезапно понял, что нужно делать.

— Мы не будем пробиваться через улицы! — воскликнул он, вскакивая, и с энтузиазмом, нахлынувшим вместе с озарением, принялся разъяснять оторопевшим командирам свой план.

В ближайшие часы все участвовали в подготовке, собирая, откуда только возможно, ломы, кирки, кувалды и молотки, готовя взрывпакеты и наполняя десятки мешков песком. Вечером третьего дня бойцы «Эцеля» начали свою невероятную атаку.

Арабы и британцы, дежурившие на позициях, услышали взрывы, но не сразу сообразили, что происходит. А когда начали понимать, было уже поздно. В тучах из пыли и щебня от разлетавшихся стен, евреи наступали на них со всех сторон, появляясь прямо из пустых домов квартала Маншия. Паглин не стал атаковать вражеские позиции с улиц. Он повел своих бойцов напролом, взрывая стены зданий и заходя в тыл к опешившему противнику. Там, где проходы между домами оказывались слишком открытыми, Паглин приказывал сооружать переносные баррикады из мешков с песком и двигаться дальше.

Отступление деморализованных арабских бойцов вскоре превратилось в массовое бегство. Успевшие добраться до Яффо преувеличивали и опасность, и силу противника, вызывая ужас у жителей города. Англичане ничего не могли поделать. Начался арабский исход из Яффо.

Под утро флаг с шестиконечной звездой развевался над высоким минаретом мечети Хасан-Бек, в течение почти полугода нависавшим смертельной угрозой над еврейским городом. Мечеть хотели взорвать. Но Бегин не позволил, считая, что победителям не пристало вести себя как варвары.

На следующий день «Хагана» приступила к операции по захвату и уничтожению окружающих Яффо арабских деревень. Не приближаясь к городу и формально не нарушая английского требования, они взяли Яффо в блокаду. К этому времени в городе осталось лишь около трех тысяч жителей.

13 мая 1948 года после продолжительного обсуждения условий капитуляции Яффо сдался. А на следующий день Давид Бен-Гурион провозгласил создание независимого еврейского государства.

Через год, в мае 1949-го, кварталы Яффо были официально добавлены к Тель-Авиву, впервые включившему в свои границы территорию, предназначавшуюся по планам ООН арабскому государству. А еще через год оба города были объединены под общим названием Тель-Авив-Яффо.

В середине 60-х руины района Маншия снесли; на их месте постепенно выросли гостиницы и офисные центры, а возле моря появился огромный парк. Нельзя предугадать, как сложилась бы судьба Тель-Авива, если бы Амихай Паглин не сумел довести операцию до конца. Но командир оперативного отдела «Эцеля» решил поставленную задачу, тем самым навсегда изменив лицо города, ставшего экономическим, социальным и культурным центром страны.

 Александр Непомнящий

Ряд исследователей полагает, что сам Христофор Колумб происходил из марранов (евреев, насильно обращенных в христианство), однако убедительных доказательств этой теории обнаружить не удалось. Тем не менее в составе его первой экспедиции был по меньшей мере один человек бесспорно еврейского происхождения — Луис де Торрес (предположительно его настоящее имя — Йосеф бен Ха-Леви).

Торрес владел несколькими европейскими языками, а также ивритом, арамейским и арабским. Колумб пригласил его в свою экспедицию в качестве переводчика, рассудив, что в странах Востока Торрес сможет найти общий язык с местными евреями: целью его плавания было открытие кратчайшего торгового пути в Индию.

12 октября 1492 года (официальная дата открытия Америки) Колумб высадился на одном из островов Багамского архипелага, получившем название Сан-Сальвадор. Когда 2 ноября флотилия достигла берегов Кубы, Колумб отправил Торреса и моряка Родриго де Хереса с небольшим отрядом на разведку и поиски золота. Во время продолжавшегося несколько дней похода вглубь острова Херес и Торрес познакомились с обычаем индейцев курить табак. Вероятно, Торрес стал первым европейцем, пристрастившимся к этой вредной привычке.

В январе 1493-го Колумб отправился в обратный путь, а Луис де Торрес и еще 38 моряков остались на Кубе, в небольшом поселке под названием Ла-Навидад. Вернувшись на остров несколько месяцев спустя, в ходе своей второй экспедиции, Колумб обнаружил, что поселение Ла-Навидад уничтожено, а все его обитатели убиты местными жителями. Вдове Луиса де Торреса, Каталине Санчес, была назначена денежная компенсация. Его имя носит единственная на Багамах синагога, основанная в 1972 году в городе Фрипорт.

Таким трагическим образом оборвалась жизнь первого еврея в Новом Свете, однако в последующие десятилетия проторенным им путем в Америку прибыло немало его соплеменников.

Среди первых в Северную Америку потянулись марраны, бежавшие в 1654 году из Бразилии и осевшие в голландской колонии Новый Амстердам (современный Нью-Йорк). Многие из них рассчитывали, поселившись на новых землях, вернуться к вере своих отцов, однако просчитались: в 70-х годах XVI века в испанских колониях в Америке была учреждена инквизиция. В 1658 году группа сефардских евреев получила разрешение поселиться в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Построенная ими синагога «Туро» — старейшая из действующих на территории Соединенных Штатов.

В последней четверти XVIII века численность еврейского населения США заметно выросла. К 1800 году в стране насчитывалось около 2,5 тыс. евреев, большинство которых проживало в портовых городах — Нью-Йорке (около 500 человек), Филадельфии, Чарлстоне, Саванне.

В середине XIX века еврейская община Соединенных Штатов пополнилась эмигрантами из Германии, покинувшими Европу после поражения революции 1848 года. А в конце позапрошлого столетия в Новый Свет хлынул поток еврейских переселенцев из Восточной Европы, вскоре превративший США в страну с самым многочисленным еврейским населением в мире.