Почему израильские арабы отвергают еврейское государство
Почему израильские арабы отвергают еврейское государство
Лицемерие лидеров арабских граждан Израиля, которые сейчас горько плачут по поводу нового Закона о еврейском национальном государстве, достигло в последние несколько дней новых высот.
Это те же лидеры, чьи слова и действия в течение последних двух десятилетий нанесли серьезный ущерб отношениям между евреями и арабами в Израиле, и интересам их собственных избирателей, арабских граждан Израиля.
Израильские арабские лидеры, в частности члены Кнессета, говорят, что они возмущены не только тем, что Закон определяет Израиль как родину еврейского народа, но и тем, что в новом законе нет фразы «полное равноправие всех граждан».
Если когда-либо была буря в стакане воды, то это как раз то самое. Было бы избыточным добавлять эти слова: новый закон не отменяет ни предыдущий Закон, ни Декларации независимости Израиля, которые уже охватывают все это. В Израиле существуют и другие основные законы, гарантирующие равные права для всех. Например, Основной закон: человеческое достоинство и свобода, принятый в 1992 году, предусматривает:
«Цель этого Основного закона заключается в защите человеческого достоинства и свободы с тем, чтобы установить в Основном законе ценности государства Израиль как еврейского и демократического государства».
***
«Основные права человека в Израиле основываются на признании ценности человеческой личности, святости человеческой жизни и принципа, согласно которому все люди свободны. Эти права должны содержаться в духе принципов, изложенных в Декларации о создании государства Израиль».
Декларация независимости Израиля от 1948 года, которая со всей очевидностью не подверглась изменению новым Законом о еврейском национальном государстве, также обещает равенство всех граждан, независимо от их вероисповедания, цвета кожи или расы. В ней говорится:
"Государство Израиль будет содействовать развитию страны на благо всех ее жителей. Оно будет основано на свободе, справедливости и мире, как это предусмотрено пророками Израиля. Оно обеспечит полное равенство в социальных и политических правах для всех его жителей, независимо от религии, расы или пола. Оно гарантирует свободу религии, совести, языка, образования и культуры. Оно будет охранять святые места всех религий и будет верным принципам Устава Организации Объединенных Наций».
Таким образом, поскольку существовавшие ранее законы Израиля и его Декларация независимости остаются неизменными и гарантируют равные права всем гражданам, то что именно стоит за ожесточенным наступлением израильских арабских лидеров на Закон о национальном государстве? Действительно ли это потому, что они беспокоятся о равенстве или есть что-то еще? Ответ можно найти в их собственных высказываниях: они в основном противостоят идее о том, что Израиль является родиной еврейского народа. Они прекрасно понимают, что Закон о национальном государстве не затрагивает статус и права арабских граждан как равноправных граждан Израиля.
Возьмем, к примеру, случай арабского члена Кнессета Зухира Бахлуля (Сионистский лагерь), который объявил на этой неделе о своем намерении подать в отставку из парламента в знак протеста против Закона о национальном государстве. Он высказал жалобу на то, что Кнессет стал«резиновым штемпелем для расистских законов».
Во-первых, Бахлуль является последним арабским гражданином Израиля, который имеет право жаловаться на дискриминацию. На протяжении десятилетий он был одним из самых популярных израильских спортивных журналистов, уважаемых как арабами, так и евреями. Как таковой, он всегда наслаждался комфортной жизнью в Израиле — такой, о которой он никогда бы не мог мечтать ни в какой арабской стране.
Во-вторых, если у Бахлуля есть проблема с законом, который определяет Израиль как родину еврейского народа, то, что он делает в партии под названием Сионистский лагерь? Как только вы соглашаетесь присоединиться к сионистской партии, вы не можете позже жаловаться на то, что Израиль хочет быть родиной еврейского народа. Кто-нибудь всерьез верит, что этот арабский парламентарий все эти годы не знал, что сионизм является национальным движением еврейского народа, который поддерживает восстановление еврейской родины на территории, определяемой как исторические земли Израиля?
В-третьих, стоит также отметить, что его партия Сионистский лагерь была, в любом случае, сыта по горло Бахлулем и планировала от него избавиться, особенно, после его решения в прошлом году бойкотировать церемонии Кнессета по случаю 100-летия декларации Бальфура. Как это ни парадоксально, во второй части декларации Бальфура говорится, что создание еврейской родины не должно«ущемлять гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине».
В настоящее время споры вокруг Закона о национальном государстве касаются не равноправия. Речь, скорее, идет о признании существования Израиля как родины еврейского народа. Бахлуль бойкотировал церемонию декларации Бальфура в Кнессете, видимо потому, что он выступает против самой идеи еврейской родины. В противном случае, почему араб, живущий в Израиле, выступает против декларации, в которой открыто говорится, что еврейская Родина не должна «ущемлять» права неевреев?
Председатель Сионистского лагеря Ави Габбай подверг критике решение Бахлуля как «экстремистское».
Бахлуль, видимо, знал, что его собираются исключить из этой партии, и решил использовать Закон о национальном государстве как предлога чтобы бросить курить, и опорочить Израиль неточно называть его"государство с симптомами апартеида", и Кнессет«резиновая печать для расистских законов».
В-четвертых, отметим, что Бахлуль не сразу подал заявление об отставке из Кнессета. Вместо этого, он сказал, что он подаст заявление об отставке, когда Кнессет вернется из своего летнего перерыва в середине октября. Иными словами, Бахлуль, видимо, хочет провести еще несколько месяцев в Кнессете, вероятно, с тем, чтобы получать хорошую зарплату и другие привилегии, предоставляемые членам парламента. Отложив отставку, он также, скорее всего, надеется, что кто-то попросит его отменить его решение. Он как будто говорит:
«Пожалуйста, не дайте мне покинуть Кнессет!»
Ну, господин Бахлуль, если вы так расстроены по поводу закона и не хотите быть частью израильской политической системы, почему бы вам просто не встать и не уйти прямо сейчас? Зачем вам оставаться еще на несколько месяцев в парламенте, который вы обвиняете в том, что он «расистский» против арабов?
«Маленький грязный секрет»заключается в том, что, даже если слова о равенстве для всех граждан будут добавлены к новому закону, Бахлуль и некоторые из его арабских коллег в Кнессете будут по-прежнему выступать против него. Они просто категорически против самой идеи, чтобы Израиль был еврейским государством.
Некоторые из них, такие как Ахмед Тиби, последовательно призывали к превращению Израиля из «еврейского государства» в«государство для всех его граждан»или в«государство всех его национальных (этнических) групп».
Еще один арабский депутат Кнессета, Джамаль Захалка, недавно издеваясь над еврейскими символами, сказал:
«Я бы предпочел умереть, чем петь израильский государственный гимн».
Многие арабские депутаты Кнессета никогда не признавали государственный гимн Израиля или его флаг, который несет в себе символ шестиконечной звезды Давида. Что касается израильского флага, Захалка сказал:
«Любой флаг для меня — тряпка. Кусок ткани. Гораздо хуже тряпки».
Арабский депутат Кнессета Ханин Зоаби прямо высказала свое возражение против определения Израиля как родины еврейского народа. В октябре 2017 года она сказала, что еврейский народ не имеет права на самоопределение.
«Евреи не национальность, поэтому мы не можем говорить о самоопределении еврейского народа... Израильтяне могут иметь самоопределение, но не как еврейское государство, а внутри светского демократического государства».
Здесь стоит отметить, что Зоаби, родом из Назарета, из большого клана. Она была отстранена от Кнессета в 2014 году за подстрекательство после того, как она оправдала ракетный обстрел ХАМАСом Израиля и похищение, а затем и убийство трех израильских подростков палестинскими террористами.
Последователи Зоаби наносили и продолжают наносить серьезный ущерб отношениям между евреями и арабами в Израиле. Их порочная антиизраильская риторика и действия являются главной причиной, почему все большее число евреев начинают смотреть на арабских граждан Израиля, как на пятую колонну или внутреннего врага.
Некоторые израильские арабские лидеры пренебрежительно отзываются об Израиле ради рекламы. Они знают, что ни одна газета никогда не упомянет их, если они имеют дело с такими вопросами, как сточные воды или нехватка классных комнат в арабских школах. Однако, если они говорят что-то плохое об Израиле или провоцируют евреев, они, безусловно, получат заголовок в прессе.
Одним из приоритетов арабских граждан Израиля является снижение высокого уровня безработицы среди выпускников арабских университетов. Арабские граждане Израиля хотят быть полностью интегрированы в Израиль. Они борются за улучшение государственных услуг, особенно в том, что касается инфраструктуры в своих городах и деревнях. Но вместо того, чтобы представлять реальные интересы своих избирателей, Тиби, Зоаби, Захалка и другие тратят свое время, осуждая Израиль и отождествляя себя с его врагами.
Действия и слова арабских депутатов Кнессета лишь усугубили раскол между евреями и арабами в то время, когда израильское правительство прилагает серьезные усилия для улучшения жизни арабских граждан. Например, в апреле прошлого года израильский парламентский Комитет объявил о решении выделить 20 000 000 шекелей ($5 600 000) на новую программу, направленную на увеличение числа рабочих мест для израильских арабов в секторе технологий. Комитет заявил, что правительство Израиля уже инвестировало $1 200 000 000 из $4 200 000 000, выделяемых на экономическое развитие арабов и других меньшинств, в рамках решения кабинета министров в 2015 году.
Арабы в Израиле являются равноправными гражданами, и права, которыми они пользуются, гораздо шире, чем те, которыми они пользовались бы в любой другой стране Ближнего Востока. В опросе, опубликованном в 2016 году, 55% арабских граждан Израиля заявили, что они гордятся тем, что являются гражданами Израиля. Еще один опрос, опубликованный в 2017 году, установил, что 60% арабских граждан Израиля имеют позитивное отношение к государству.
Израильские арабские лидеры могут сколько угодно подстрекать против Израиля. Их клевета не изменит реальности того, что Израиль является единственной процветающей демократией на Ближнем Востоке, и с уважением относится к своим меньшинствам. В то время как меньшинства подвергаются преследованиям и убийствам в Сирии, Ливане, Египте, Ираке, Ливии и других арабских и исламских странах, арабские граждане Израиля интегрируются в государство. Они занимают высокие посты в Верховном суде, министерстве иностранных дел, секторе здравоохранения и даже в израильской полиции.
Новый закон не изменит эту реальность. На самом деле, большинство арабских граждан даже не беспокоятся по поводу нового закона. Большинство арабов в Израиле продолжают просыпаться утром и жить своей жизнью. Они могут работать в любом месте, где они хотят, они могут путешествовать в любую точку страны и продолжать пользоваться всеми привилегиями, льготами и свободами, что и еврейские граждане.
Однако у некоторых лидеров арабских граждан Израиля на уме нечто совершенно иное. Они хотят, чтобы израильтяне отказались от своего желания видеть Израиль еврейской родиной, потому что они надеются, что в один прекрасный день евреи станут меньшинством в своей собственной стране. На протяжении слишком долгого времени эти лидеры подстрекали своих избирателей против Израиля и евреев. Если эти лидеры так недовольны Израилем, возможно, им следует рассмотреть вопрос о переезде в Рамаллу, в сектор Газа или в любую арабскую страну. Возможно, они хотели бы выйти из Кнессета. Почему они воздерживаются от этого? Потому что именно на еврейской родине, якобы такой вредной для них, они и их дети могут жить и процветать.
Перевод: Miriam Argaman
Опубликовано в блоге "Трансляриум"
Прототип Остапа и дед-миллионер
Прототип Остапа и дед-миллионер
На одной из прекрасно сохранившихся фотографий того времени – молодой человек в двубортном сюртуке с двумя рядами пуговиц; средняя расстегнута, что позволяет вставить внутрь кисть руки, от которой видна только белая манжета. Твердый стоячий воротничок охвачен темным шейным платком, выступающая часть которого закреплена заколкой со светлым камнем. Красивое выразительное лицо с правильными чертами, зачесанные назад гладкие темные волосы, густые черные брови и такого же цвета большие усы.
Мой будущий дед смотрит прямо на меня. Он легко узнаваем, хотя в моей памяти волосы у него совершенно белые, усы неопределенного цвета, прокуренные, а брови – такие же черные и густые.
Чудом сохранилась одна из открыток, которую он послал своей невесте. Каллиграфическим почерком, с чередованием нажимов и тонких, чуть ли не волосяных линий написано:
«Сарре Соломоновне M-lle Хасилевой!
Милая Сонюша! Крайне сожалею, что я лишенъ удовольствия лично поздравить тебя с днемъ рождения. А потому мысленно желаю Тебе истиннаго счастия и долголетия.
Любящий тебя Давид.
Приветствую всехъ.
14.IV. 1903 г.»
Они прожили вместе около 60 лет, трогательно и с достоинством относясь друг к другу. Я бережно храню настольные часы – наш подарок им к золотой свадьбе. К светлому деревянному корпусу прикреплена наискосок медная хромированная пластинка с загнутым уголком. Выгравированные желтые буквы за эти годы потускнели, но надпись легко читается: «Дорогим юбилярам от потомков двух поколений. 1903–1953».
После свадьбы дед и бабушка поселились в г. Могилеве-Подольском, где дед успешно держал мануфактурный магазин. В начале двадцатых годов они с детьми, как-то уцелев в смутное время Гражданской войны и похоронив младшую дочь, перебрались в Одессу.
Здесь деду пришлось забыть, что в прошлой жизни он был серьезным и успешным коммерсантом, и начать работать слесарем – приходилось выживать и приспосабливаться к реальным условиям жизни.
Однажды в конце 20-х годов к деду обратился от имени его старых знакомых приехавший в Одессу молодой человек по имени Григорий Пильдиш. Впоследствии и дед, и отец говорили, что тот вполне мог бы стать одним из прототипов Остапа Бендера. Впервые появился он утром, когда дед уже ушел на работу, а отец собирался на занятия в техникум. Поинтересовавшись, где отец учится, Григорий сказал, что для начала ему это, пожалуй, подойдет.
В техникуме удалось получить домашний адрес директора. Явившись в его квартиру, когда директор завтракал, Григорий заявил, что готов разделить с ним трапезу, а потом обсудить вопросы, которые явно заинтересуют директора. В тот же день после занятий мой изумленный отец узнал, что Гриша зачислен студентом – это в середине учебного года и, скорее всего, без необходимых документов. Чем взял Гриша директора, осталось неизвестным.
Когда в техникуме состоялось общее собрание, Гриша выступил с пламенной речью и настолько покорил аудиторию, что тут же был избран председателем учкома. Он совершенно не отягощал себя посещением занятий и полностью сосредоточился на общественной деятельности. Неизвестно, чем она закончилась бы и для студентов, и для преподавателей (а ведь в те годы именно студенты решали, оставлять ли преподавателей на работе), но вскоре Гриша перестал появляться и в техникуме, и в семье деда. Вероятно, у него появились другие интересы.
Через некоторое время отец встретил на Дерибасовской Гришу, который вел под руки двух расфуфыренных девиц. Увидев отца, он радостно воскликнул: «Яня!» и широко раскинул руки для объятия. Девицы при этом разлетелись в разные стороны, и об их существовании Гриша больше не вспоминал. Он пригласил отца и его друзей в «Гамбринус» (тот, старый, на Преображенской, где играл когда-то Сашка-музыкант), не желая слушать их робкие попытки отговориться отсутствием времени, а в действительности – денег. По дороге Гриша сообщил, что организовал и возглавил профсоюз трубочистов, предъявив в качестве доказательства массивный золотой портсигар с выгравированной надписью: «Дорогому председателю от благодарных трубочистов». Друзья отца смотрели на него и слушали, разинув рты.
В «Гамбринусе» Гриша щедро делал заказы на всю компанию, пока не закончились деньги. После этого он предложил отцу и еще одному из участников гулянки ненадолго отлучиться с ним по делу.
Была уже ночь. Они вошли в парадное какого-то дома. Гриша оставил их на междуэтажной площадке, поднялся и позвонил в дверь одной из квартир.
После нескольких настойчивых звонков дверь открылась, и отец услышал примерно такой тихий разговор: «Григорий Ефимович, это вы? Что случилось? Ведь уже ночь!» – «Ситуация не терпит отлагательств. Завтра финотдел нагрянет к вам с проверкой. ЕСТЬ МНЕНИЕ все конфисковать, дело закрыть, а вас посадить. Если утром не РЕШИТЬ ВОПРОС (ну, вы понимаете), то потом я уже ничего не смогу сделать». – «Григорий Ефимович, вы мой благодетель. Сколько нужно дать?» Дальше следовали реплики типа: «Ну, не знаю, не знаю…», «Вы сами должны понимать…», «Может быть, и хватит, но не гарантирую…», «Решайте сами…» Потом за дверью зазвучал встревоженный женский голос, и нэпман громким шепотом сказал: «Розочка, солнышко, это наш спаситель Григорий Ефимович. Быстренько принеси деньги. Какое счастье, что у нас есть такой человек!»
Когда Гриша с довольным видом спустился к своим спутникам, отец осторожно спросил: «Значит, ты сейчас работаешь в финотделе?» Гриша рассмеялся: «Яня, не забивай себе голову глупостями. Я похож на счетовода? Пошли, будем продолжать».
Из его веселых розыгрышей отец запомнил спор о чае. Гриша поспорил на приличную сумму, что выпьет подряд десять стаканов чаю с лимоном. Ударили по рукам. Попросив у буфетчика пустой чайный стакан и несколько лимонов, Гриша выбрал из них один, плотно входивший в стакан так, что над ним почти не оставалось свободного места. Потом налил до верха стакана чай и выпил, сделав так десять раз. В ответ на возмущение поспоривших невозмутимо сказал: «Разве я нарушил условие спора? Десять стаканов чаю с лимоном выпиты? Выпиты!» Формально он был прав.
Время от времени Гриша неожиданно появлялся в квартире деда, шокируя его и бабушку необычными историями из своей жизни. Однажды он рассказал, что стал уполномоченным по подписке на газеты одного из крупных московских издательств. Из его недоговорок было ясно, что значительная часть полученных денег (если не все) оседает в Гришиных карманах. Дед и бабушка пытались предостеречь («Ведь могут быть неприятности!»), но он, улыбаясь, отмахивался: «Не берите в голову, сейчас такое время».
Наконец, Гриша сообщил, что одесский климат стал ему вреден и он уезжает. На вопрос деда куда он ответил запомнившейся отцу фразой: «Давид Иосифович, дорогой, на мой век дураков хватит». Потом деда вызывали в органы и спрашивали о возможном местопребывании его знакомого, о чем дед действительно не знал. Говорили, что Гриша объявлен во всесоюзный розыск.
Через несколько лет общий знакомый рассказал деду, что встретил Гришу в небольшом городке типа Умани, где тот работал… заместителем начальника уголовного розыска! (Естественно, под другой фамилией.) Разве этот человек своей оборотистостью, авантюризмом, актерскими способностями и умением убеждать не похож на «великого комбинатора»?
В начале 30-х началась кампания по конфискации у «нетрудовых элементов» золота и драгоценностей, с горьким юмором названная одесситами «золотухой». Деду вспомнили его буржуазное прошлое (по-видимому, кто-то настучал). Пришли с обыском, перевернули все вверх дном; естественно, ничего не нашли, но деда арестовали и пообещали держать в тюрьме до тех пор, пока он не сдаст драгоценности, накопленные нетрудовым путем и так необходимые советскому государству.
Моя мама, незадолго до этого вошедшая в семью отца, пошла к следователю и предложила себя в качестве заложницы вместо свекра, больного грудной жабой (так тогда называли стенокардию, которой действительно страдал дед). Она будет сидеть, а в квартире пусть ищут как хотят, хоть полы вскрывают: она уверена, что ценностей нет. Наверное, на следователя произвела впечатление молодая, очень красивая и решительная женщина. Он поверил, что дед не тянет на подпольного миллионера, и через какое-то время выпустил его из тюрьмы.
Но судьбе было угодно предпринять еще одну попытку сделать деда миллионером. За пару лет до войны его неожиданно вызвали в НКВД, которое одесские острословы по аналогии с Госстрахом называли Госужасом. Вполне понятно, что и у деда эта организация вызывала такие же ассоциации. Он провел не одну беспокойную ночь, теряясь в догадках о причине интереса к нему и предполагая самые неприятные последствия.
Однако опасения оказались напрасными. Деду объявили, что во Франции умер его дальний родственник – миллионер, не имевший наследников, который завещал разыскать в бывшей России своих родственников и передать им его состояние: завод, виллу, солидный счет в банке. Нашли нескольких Гаузнеров и среди них – деда. Других однофамильцев в Одессе не обнаружили, нет их и сейчас.
В то время наличие родственников за границей было чревато большими неприятностями. Естественно, дед стал отказываться и от родства, и от наследства. Ему популярно и доходчиво объяснили, что этого делать не следует, но, после того как валюта поступит в нашу страну, он сможет передать деньги детскому дому или на другие нужды государства. Пришлось деду писать и оформлять официальные бумаги, заверять их, оплачивать пошлину, гербовые марки и т. д. При этом он продолжал бояться: жизненный опыт подтверждал, что для этого достаточно оснований.
Оформление затянулось, потом началась война, и компетентным органам стало не до деда, а ему – не до наследственных дел. Но через пару лет после войны про деда вспомнили, нашли его в Свердловске, где он вместе с моим отцом работал на военном заводе, и все повторилось: дед пытался отказываться, его убеждали, он снова оформлял, заверял, платил.
Судьбе было угодно, чтобы отца, наконец, перевели из Свердловска в Одессу. Дед очень надеялся, что при переезде в другую республику органы его потеряют, и на этом дело об иностранном наследстве закончится. Но он недооценивал эти структуры: через пару лет его опять нашли, и все пошло по третьему кругу. Тянулась эта история довольно долго. Наконец, в один прекрасный день сконфуженный дед пришел из НКВД домой, и на его лице была смесь облегчения с разочарованием. Он объявил, что наследство получено, и предложил угадать его величину. Предположения высказывались самые разные: от откровенно фантастических до вполне скромных, но догадаться не удалось никому.
Оказалось, что за годы войны и послевоенной разрухи во Франции наследство превратилось в ничто: завод и вилла были разрушены, деньги на счетах девальвировались в десятки раз. Короче говоря, суммарные затраты деда на трехразовое оформление заграничного наследства значительно превысили пришедшую на долю деда какую-то смешную сумму, полученную из Франции. Во всяком случае, передать ее на детский дом уже никто не предлагал. С тех пор многие знавшие об этой истории долго подтрунивали над дедом, называя его миллионером.
Так что мне не удалось стать потомком богатого человека. Может быть, это и к лучшему.
После возвращения из эвакуации в Одессу деду вновь пришлось заняться слесарным делом, хотя ему к тому времени исполнилось 68 лет, и работать было уже нелегко. По своему характеру и из-за развившегося ухудшения слуха он был немногословен. Очень любил читать. Раз в неделю, в пятницу, приносил из библиотеки (почему-то в авоське – были такие плетенные из ниток корзинки) несколько книг. Руки его пахли не полностью отмывшимся на работе керосином. Отфыркиваясь, дед умывался у раковины на кухне, на полу образовывалась лужа (ванной он пользовался только по выходным, и переубедить его не удавалось), обедал, ложился на свою кушетку и допоздна читал.
В общих разговорах дед обычно участия не принимал, а если встревал, то коротко и афористично. Когда однажды при нем пожалели общего знакомого, которому изменяет красавица-жена, дед оторвался от чтения очередной книги и невозмутимо сказал: «В хорошем деле неплохо иметь и пятьдесят процентов».
1948 г.
Все, что бабушка готовила, дед ел с удовольствием, после чего говорил: «Спасибо, Сонюша» и целовал ей руку. Но были два продукта, которые дед никогда не употреблял и незаметно отодвигал от себя, если они оказывались рядом с ним за общим столом: горчицу и голландский сыр. Однажды я пристал к нему и стал настойчиво спрашивать, чем вызвана такая неприязнь. Дед лаконично ответил: «Я удивляюсь твоему вопросу. Ее – за вид, его – за запах».
Я очень любил разговаривать с ним за жизнь. Юности свойственно желание поскорее завершить теперешний этап и приступить к следующему, более интересному. Однажды я эмоционально излил ему очередное свое нетерпение: «Скорей бы уже…» Он усадил меня рядом и сказал: «Мишенька, не надо спешить жить. Жизнь – это дорога через гору. Сначала карабкаешься вверх, и хочется поскорее преодолеть подъем. Постепенно путь становится более пологим, а затем – ровным, ты уже не спешишь и думаешь, что это надолго. Незаметно начинается уклон, которого ты вначале не замечаешь. Потом уклон увеличивается, ты невольно все больше и больше ускоряешь шаг. Пытаешься притормозить – не получается, ноги сами несут тебя вниз. А потом – обрыв… Так что не спеши, радуйся жизни». Дед слесарил до 77 лет. Иногда по дороге в институт я обгонял его, тяжело опирающегося на палку, и слышал, как трудно он дышит. В ответ на наши настойчивые уговоры оставить работу он неизменно отвечал: «Я работаю с 15 лет. Если перестану работать – умру». Я не мог этого понять и рисовал ему непривычные радужные перспективы отдыха с большим количеством свободного времени. Под давлением всех членов семьи он, наконец, вышел на пенсию, в хорошую погоду ежедневно ходил в Городской сад и проводил там время в компании таких же «пикейных жилетов». Но так прожил дед всего год с небольшим. Тогда я впервые задумался о правильности стремления к размеренному, не наполненному привычным смыслом пенсионному существованию.
Чем старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю доброе лицо деда, его неторопливую речь и лаконичные мудрые высказывания.
Михаил ГАУЗНЕР, Одесса
Душок нацизма от Шанель
Душок нацизма от Шанель
Новый фильм «Война № 5» опять прошелся по антисемитскому прошлому Коко Шанель. Мало того что жила всю войну в отеле «Риц» среди нацистов, крутила с одним из них роман и называла евреев угрозой для Европы. Выдавая себя за арийку, Шанель попыталась отобрать бизнес у своего партнера Поля Вертхаймера. Не получилось – торговый дом Chanel до сих пор принадлежит семье предусмотрительного еврея.
Однажды в интервью уже постаревшая Коко Шанель призналась французскому корреспонденту, что впервые сказала правду о себе совсем недавно – на приёме у доктора. И добавила: «И это я, которая никогда не говорила правду даже своему кюре!» Скрытность была важнейшей частью её натуры: переписывать отдельные фрагменты жизни она начала намного раньше, чем в ее биографии появились факты, требующие сокрытия. Она скрывала год своего рождения – журналистам пришлось дождаться её смерти, чтобы безбоязненно написать: «Коко Шанель родилась в 1883 году». В юности Шанель сочиняла о своём отце, который якобы был миллионером и уехал в Америку за наследством – её слушали и кивали головой. Её успех, авторитет и неистребимый нарциссизм лишали фактчекеров воли.
Но действительность выглядела прозаичней. Детство было бедным, семья ютилась в обшарпанных квартирах, мать была прачкой в благотворительной больнице во французском Сомюре на левом берегу Луары. Отец перемещался по Франции, продавая рабочую одежду и бельё. Мать умерла, когда девочке исполнилось 12 лет. У неё было три сестры и два брата. Отец отдал сыновей в батраки, а дочерей в монастырь Обазин в центральной Франции, при котором разместился детский приют. Остаток детства Габриэль – это настоящее имя Коко Шанель – прошёл в суровом религиозном распорядке, скромности и строгости, с которой монахини относились к своим подопечным.
В монастыре она научилась шить, хотя тогда ещё не понимала, насколько ей это пригодится. В 18 лет её перевели в пансион для девиц в городе Мулен. Проживание некоторых воспитанниц в монастыре оплачивали их родственники – это позволяло девочкам не работать и жить в более комфортных условиях. Тогда-то юная Шанель и сделала вывод: деньги делают жизнь лучше. Покинув монастырь, девушка устроилась на работу, по одной версии, в магазин для невест, а по другой – в швейную мастерскую. Тут её биография снова двоится, но сходится в одном – по вечерам Габриэль развлекала толпу между выступлениями звёзд в заведении La Rotonde. Из фильма в фильм актрисы, игравшие Коко Шанель в юности, поют песенку Ko Ko Ri Ko. Говорят, что это и стало основой нового имени девушки. Сама Шанель уверяла, что это прозвище дал ей отец, но друзья и биографы были уверены: это её очередная легенда.
Золотая мечта амбициозной провинциалки сбежать в Париж сбылась. Она познакомилась с бывшим кавалеристом и богатым наследником текстильного промышленника Этьеном Бальсаном, и её жизнь начала складываться, как ей грезилось. Богатые мужчины, эффектные знакомства и салон шляпок, который перерос в магазин одежды, ставший в итоге модным домом «Шанель». Дальше дорогие апартаменты, вожделенная независимость и возможность делать красивые жесты друзьям – всё это действительно было в жизни Шанель.
Ее, безусловно, можно назвать женщиной, создавшей себя, но забывать о том, что создала себя она при помощи мужчин, любивших её, не совсем уважительно по отношению к последним. Впрочем, все свои долги она вернула, и когда избавилась от статуса содержанки, содержать мужчин нередко приходилось уже ей. Великая мадемуазель Шанель демонстрировала себя человеком свободным, но вот была ли она такой на самом деле, сказать очень сложно. Авторы популярных изложений её биографии долгое время старательно обходили период Второй мировой войны. Закрыла, дескать, магазины и швейные цеха, переселилась в знаменитый парижский отель «Риц», имела роман с немецким военачальником, после войны уехала в Швейцарию. Любовник Ганс Гюнтер фон Динклаге скоро испарился, а она смогла вернуться из заточения только в 1954 году, чудом избежав преследований за связь с немецким преступником. В этом абзаце изложено и то куда больше, чем в рядовом байопике о Шанель, описывающем указанный период её жизни.
С начала 2010-х годов посыпались разоблачения. Бывший офицер иностранной службы США Хэл Вон, ставший впоследствии документалистом, в 2011 году опубликовал книгу «В постели с врагом: тайная война Коко Шанель». Текст якобы был написан на основе рассекреченных материалов французской и немецкой разведки. В 2014 году вышел эпизод документального сериала L’Ombre d’un Doute – «Тень сомнения» – историка Франка Феррана, тоже посвящённый роману Шанель с Гансом Гюнтером фон Динклаге. Ферран утверждал, что Шанель шпионила для нацистов. В конце прошлого года вышел документальный фильм французского режиссера Стефана Бенхаму «Война № 5», который повествует о тесных взаимоотношениях Коко Шанель и режима Виши. Совсем недавно его показали на Иерусалимском еврейском кинофестивале.
Все перечисленные авторы утверждают, что Шанель состояла не только из феноменальной работоспособности, таланта, первоклассного чутья на успех и высочайшего чувства вкуса. Например, закрытие магазинов и работающих на них мастерских, по мнению Вона, было связано с тем, что её сотрудники в 1936 году против её воли участвовали в манифестациях за поднятие зарплаты и сокращение рабочего дня. Началом войны она воспользовалась как возможностью отомстить – работы у неё лишилось тогда порядка 4000 человек. В своих интервью Шанель демонстрировала тёплое отношение к простым людям, однако знавшие её утверждают, что в жизни она обходилась высокомерно даже с собственной прислугой.
В «Войне № 5» Стефан Бенхаму, вторя критикам Шанель, приводит свидетельства, как в кругу своих Коко не стеснялась своего антисемитизма, называя евреев угрозой для Европы. Режиссер еще раз напоминает, что в гостинице «Риц», где Шанель долгое время снимала апартаменты, во время Второй мировой жили преимущественно высшие германские военные чиновники и её друг Ганс Гюнтер фон Динклаге. Но кроме этого, Бенхаму уверен – нацистское вторжение во Францию позволило Шанель надеяться, что она отберет у братьев Вертхаймеров компанию Les Parfums Chanel, производившую и торговавшую её самым выгодным продуктом – духами Chanel No.5.
С крупным бизнесменом Пьером Вертхаймером Коко Шанель познакомил основатель парижского универмага «Галери Лафайет» Теофиль Бадер. Это случилось в 1923 году на скачках. Шанель мечтала об этой встрече: ее духи Chanel No.5 по-прежнему оставались штучным продуктом для эксклюзивных клиентов ее магазина, а она хотела, чтобы они завоевали весь мир. Деньги и связи братьев Вертхаймеров – Пьера и Пауля – могли в этом крепко помочь. Все так и получилось – в 1924 году Бадер, Вертхаймеры и Шанель создали компанию Les Parfums Chanel. Все расходы по производству и дистрибуции духов братья Вертхаймеры взяли на себя. Однако им же достались 70% акций компании, а значит, большая часть прибыли. Еще 20% акций ушли Бадеру, и лишь 10% достались Шанель. В следующие годы Шанель всячески пыталась выкупить компанию у партнеров, но свою часть акций ей согласился продать лишь Бадер. В 1935 году Шанель подала иск против Вертхаймеров, пытаясь отсудить у них оставшуюся часть компании. Попытка была неудачной.
Называя себя арийкой, в 1941 году Шанель неоднократно писала немецким чиновникам, что Les Parfums Chanel по-прежнему остается еврейской собственностью: в 1937 году Пауль умер, и война велась уже против одного Пьера Вертхаймера. В прошениях Коко подчеркивала: в силу арийских законов теперь только она имеет право на компанию, она выстрадала это право за 17 лет сотрудничества с узурпатором Вертхаймером. Отправляя такие письма, Коко не знала, что предусмотрительный еврей уже успел переписать свою долю на французского промышленника-христианина Феликса Амио и уехать из Европы. Амио поставлял нацистам оружие, так что те закрыли глаза на парфюмерный делёж. По окончании войны Амио вернул Вертхаймеру его собственность, а тот помирился с Шанель. Она даже отказалась от своих претензий и после передала ему и свою долю в обмен на его обязательства оплатить все её долги, спонсировать новые коллекции и оплачивать её счета аж до самой смерти. Так что твидовые женские костюмы и сумки с цепями появились на свет благодаря еврейским инвестициям. А избежать разбирательств с французской госбезопасностью из-за связей с немцами во время оккупации по окончании Второй мировой войны Коко Шанель, по одной из версий, помогла дружба с Уинстоном Черчиллем.
В 1971 году, когда Шанель умерла, не оставив наследников, семья Вертхаймеров получила единоличные права на управление бизнесом. Пьера к тому времени уже не было в живых, его сын Жак бизнесом не интересовался, а вот внуки Ален и Жерар чувствовали в себе силы поправить дела модного дома «Шанель», которые к тому времени шли не лучшим образом. Они перевели духи с аптечных полок на витрины фешенебельных магазинов, чем вывели их в категорию «люкс». В 1978 году вышла первая после долгого затишья линия готовой одежды, а в 1983-м компания наняла Карла Лагерфельда, который остается креативным директором дома до сих пор. Кстати, есть мнение, что Лагерфельд носит чёрные очки как раз для сохранения ореола таинственности над брендом.
Нынешние братья Вертхаймеры, не в пример современным предпринимателям, беспрестанно мелькающим в медиа, ведут довольно старомодный образ жизни. Один живет в Нью-Йорке, другой в Женеве, они коллекционируют искусство, разводят лошадей, держат виноградники в Бордо, сторонятся суеты и шума светских вечеринок. Предпочитают компании «богатых молчунов», как называет их деловая пресса, вроде Ротшильдов, Вильденштайнов, Гутфройндов и Бихов. Даже присутствуя на показах Chanel, они умудряются оставаться незаметными. «Ведомости» несколько лет назад писали, что скрытность идет на пользу модному дому – никто не знает даже точное количество их бутиков или, например, насколько успешной оказалась последняя коллекция. «Есть только один святой человек в этом бизнесе. И это Ален Вертхаймер, – говорил Лагерфельд. – Мы с ним заключили пакт, как Мефистофель и Фауст. Он поддерживает меня на 100%, даже когда коллекция получается не слишком коммерческой». Отпуская книксен Лагерфельду и всей истории модного дома, Ален Вертхаймер парирует: «Chanel – это Коко, Карл, но никак не Вертхаймеры».
